Скорость. Дин Кунц

умер.

      – В какой церкви? – спросил Билли.

      – Надо подождать, и мы все узнаем.

      – Может, это произойдет не в церкви. Может, умрет кто-то из местных священников.

      Она пристально смотрела ему в глаза.

      – Я об этом не подумала. Возможно, ты прав. Но как это связано с мертвым опоссумом?

      – Понятия не имею, Айви. В отличие от тебя, предсказания по внутренностям для меня – темный лес.

      – Я знаю, но ты такой милый. Всегда меня слушаешь, никогда не смеешься надо мной.

      Хотя Билли работал с ней пять дней в неделю, сочетание экстраординарной красоты и сексуальности Айви временами могло заставить его забыть, что она кое в чем оставалась скорее девочкой, чем женщиной, нежной и простодушной, добродетельной, пусть и не невинной.

      – Я подумаю насчет опоссума, – пообещал Билли. – Может, во мне есть толика провидца, о которой я ничего не знаю.

      Ее улыбка могла свалить мужчину с ног.

      – Спасибо, Билли. Иногда этот дар… тяжелая ноша. И от помощи я не откажусь.

      Снаружи солнечные лучи окрасили воздух летнего вечера в лимонно-желтый цвет, а крадущиеся к востоку черные тени вязов чуть отливали лиловым.

      Подходя к «Форду Эксплорер», Билли увидел записку под «дворником» лобового стекла.

      Глава 6

      Хотя до сих пор не сообщалось о найденном трупе учительницы-блондинки или пожилой женщины, Билли остановился в паре шагов от «Эксплорера», не решаясь подойти ближе, не испытывая ни малейшего желания читать вторую записку.

      Ему хотелось только одного: немного посидеть с Барбарой, а потом поехать домой. Он не навещал ее семь раз в неделю, но как минимум через день, а чаще – два дня из трех.

      Визиты в интернат «Шепчущиеся сосны» были одним из краеугольных камней, на которых строилась его незатейливая жизнь. Каждого он ожидал с нетерпением.

      Он не был глупцом, но и не отличался особым умом. Знал, что его уединенная жизнь может легко перейти в полное одиночество.

      Узкая черта отделяет уставшего затворника от боящегося всего отшельника. И черта эта еще у́же между отшельником и ожесточившимся человеконенавистником.

      Вытащить записку из-под «дворника», скомкать, отбросить в сторону непрочитанной, несомненно, означало бы переход первой черты. И, возможно, пути назад уже не будет.

      Он не имел многого из того, что хотел бы получить от жизни. Но по натуре был достаточно честен с собой, чтобы понимать: выбросив записку, он бы выбросил все, что сейчас его поддерживало. Жизнь не просто бы переменилась – стала ужасной.

      Погруженный в раздумья, он не услышал, как на стоянку въехала патрульная машина. И когда вытаскивал записку из-под «дворника», вздрогнул, увидев внезапно появившегося рядом с ним Лэнни Олсена, одетого в полицейскую форму.

      – Еще одна, – по голосу Олсена чувствовалось, что он ожидал появления второй записки.

      В голосе слышались нервные нотки, на лице отражалась тревога, в глазах читался страх.

      Так уж распорядилась судьба, что Билли пришлось жить в то время, когда отрицалось существование жуткого, отчего жуткое называли всего