Колдовская метка. Дэн Патрик

кузнечный молот. Вряд ли молодые девушки мечтают о чугунных украшениях.

      – Надень сегодня. – Марек отогнул край шали и прикрепил брошь на кофту. – Если станет страшно на Испытании, подумай о матери.

      – Но… Я её не помню, – прошептала Хьелльрунн, – совсем не помню.

      Её худое лицо исказилось болью утраты, а в уголках глаз блеснули слёзы. Стейнер не разделял страданий сестры, его терзала обида на женщину, которая дала ему жизнь и сбежала неизвестно куда.

      – Она любила тебя, – заверил отец. – Не падай духом.

      Марек проводил детей и закрыл дверь. Их ждала долгая дорога под серым мелким снегом.

      – А у тебя такая есть? – поинтересовалась Хьелльрунн, когда они отошли на пару улиц.

      Стейнер с радостью ухватился за вопрос, чтобы хоть как-то отвлечься. А то голова гудела от тревоги, словно кузница в разгар работы, и это крайне утомляло.

      – Нет, – ответил он, взглянув на брошь. – Как по мне, так размер маловат. Таким молотом много не накуёшь.

      Стейнер легонько ткнул сестру локтем в бок, и на её лице наметилась улыбка, но тут же растаяла: впереди показалась гавань. Корабль угрожающе алел, а безрадостная погода и вовсе нагоняла тоску. На пирсе бесцельно околачивались трое солдат в ожидании шлюпки, которая везла по воде крошечных, плохо различимых людей.

      – Вот он, – выдохнула Хьелльрунн. – Тот корабль, что повезёт несчастных на чистку.

      Каждый год Синод привозил в Циндерфел десятка два детей со всего Винтерквельда. Раз за разом корабль собирал обречённых, после чего они навсегда исчезали. Циндерфел был последней точкой этого чудовищного пути.

      – Наверное, их увозят в Хлыстбург, – предположила Хьелльрунн. В городе любили гадать, куда исчезают дети, отмеченные колдовским знаком.

      – Хлыстбург…

      Столица Сольминдренской империи и последний приют всех бунтарей и предателей.

      – Нет, не в Хлыстбург, – возразил Стейнер.

      – Куда же тогда? – Хьелль оглядела брата и нахмурилась. – Ты знаешь?

      Юноше вспомнился таинственный остров Владибогдан, о котором упоминал Вернер, и взгляд его невольно обратился к морю. Бескрайняя зелёная гладь глотала снежинки, и Стейнер, нащупав руку сестры, крепко её сжал. Они смотрели, как родители с тяжёлым сердцем ведут своих детей на Испытание. И трясло их вовсе не от холода.

      – Жаль, мамы нет рядом, – вырвалось у Хьелль, и она крепче сжала ладонь брата. – Хоть бы раз в жизни её увидеть.

      – У тебя ещё будет время. Всё обойдётся сегодня. Главное, не отводи глаз и не показывай страха.

      – Легко сказать, – проворчала Хьелльрунн.

      – И не гляди в пол, иначе покажется, будто ты что-то скрываешь. И, как бы ни было страшно, не вздумай петь. А ещё – ни слова о древних богах.

      – Богинь. Я же не дура. Ты серьёзно думаешь, что я заговорю о Фрейне и Фрёйе в такой день?

      Стейнер промолчал, и лицо Хьелльрунн помрачнело.

      – Конечно нет, – ответил он спустя пару десятков шагов. – Просто волнуюсь. Уже давно в Циндерфеле не встречалось колдовских меток, пусть так