Ганфайтер. Огонь на поражение. Валерий Большаков

на время перегона.

      – Совершенно не понимаю, зачем нам интель, – брюзжал Станислас.

      Наталья глянула на него, и Боровиц махнул рукой:

      – Ну хорошо, хорошо… Лишние руки не помешают. – Обернувшись к «интелю», он поинтересовался: – Звать как?

      – Тимофей Браун.

      – И откуда ты, Тимофей Браун?

      – Из Евразии… Из Сихали.

      – Как-как? Сихали? А-а… Сихотэ-Алинь! Бывал, бывал в ваших пенатах… Ну а я Станислас. Главный смотритель, он же сегундо [17]. Не халям-балям. Понял?

      – Ага. В смысле, да, Станислас.

      – Да просто Стан.

      – Ага…

      Наталья успокоенно оглядела обоих и сказала:

      – Ну ладно, Стан, я пойду. Поработаешь наставником молодежи, мм?

      – Да куда ж от вас деваться… – продолжал сегундо ворчать. – Наприводят кого попало, а ты с ними нянькайся… Слушаюсь, Наталья. Наставлю твоего Тимку по полной программе!

      Стоун послала Боровицу воздушный поцелуй и ускакала.

      – Салат любишь? – обратился Станислас к Тимофею.

      – К-какой? – Брауну было как-то неуютно.

      – Салатный. С лучком, с огуречиками… С майонезиком. Как ты к нему относишься?

      – Положительно, – ответил «интель» тихим голосом.

      – Тогда еще зелепушечки нарвем…

      Сегундо добавил хороший пучок зелени к уже собранной и передал весь урожай Тимофею.

      – Тащи, – велел он. – Мне руки свободными нужны, чтобы достопримечательности показывать… Пошли. – Оглянувшись, Боровиц достал из нагрудного кармана плоскую фляжку с зеркальными боками и хорошенько к ней приложился. – Ух! – крякнул он довольно, утирая усы. – Что глядишь, Сихали? Мы из железа деланы и на спирту настояны! Хе-хе… Видал, какая фляжечка? Она мне один раз жизнь спасла. Не веришь? П-ф-ф! Думаешь, зеркало это? Никак нет. Мезовещество! Фотонный привод, не халям-балям. Через каждые сто астроединиц полёта отражатели фотонных кораблей меняют, и мне ребята вырезали кусочек, смастерили эту фляжечку. Тут два слоя мезовещества, плазма от него отскакивает только так… Ханька моя, как увидала у меня этот сосудик, тут же завелась! А потом случилась заварушка на Таити-2, и в меня из бласта попали – прямо в сердце! А у сердца – фляжечка… Импульс отразила, и я того стрелка доконал. Ханька как увидела прожог, сразу давай орать: «Скотина! Новая ж куртка совсем!» А когда дотумкала, от чего та дырка, сомлела, еле поймать успел, не то грохнулась бы… И слова больше про фляжку не сказала! – Прочистив горло, Станислас запел довольнотаки приятным баритоном: – Ой, моро-оз, моро-о-оз, не моро-озь меня-я! Не морозь меня-а-а, мо-оего-о ко-оня-я!.. – и сразу перешел от вокала к речевому жанру: – Чего стоим, китовый подпасок? Вперёд!

      Тимофей, чувствуя себя дурак дураком с охапкой «зелепушечки» в руках, двинулся по направлению к Стандард-Айленду.

      За парниками обнаружились теплицы, а за теплицами открывалась главная улица станции, зажатая усеченными кубами и параллелепипедами, полусферами и полуцилиндрами. Во всех этих

17

Сегундо – от исп. «второй». Так называли управляющих на скотоводческих ранчо, вторых после самого хозяина-ранчеро.