Вторая клятва. Сергей Раткевич

эту тайну вот только сейчас…

      И опять говорил словно бы не он сам. Да ему такая чушь просто в голову бы не пришла!

      «Кто же он такой? – испуганно мыслил бывший ледгундский лазутчик. – Меня ведь не учили общаться с детьми, я не должен знать, как… меня, конечно, учили быстро ориентироваться в окружающей обстановке, ну так то внутри задания, внутри „легенды“… а сейчас ничего этого нет. Нет задания. Нет „легенды“. И этот… тот, что внутри… он ведь не притворяется, не делает вид. Он говорит то, что думает, не думая, что говорит! Он же что угодно сказать может! Он верит своим словам!»

      Эрик испуганно замер, соображая, что в нем поселился неведомый предатель. Или безумец, что, по большому счету, одно и то же.

      – Словом, сейчас самый что ни на есть настоящий обед, – проговорили его губы, а глаз дернулся и подмигнул. Эрик чуть за него не схватился.

      – Вот-вот, – вновь покивал Шарц. – Обед. И никаких завтраков!

      – Ах, обед! – воскликнула леди Полли, и ее глаза засияли. – И как это я не сообразила? Ну ладно, скатерть менять на обеденную не будем. Кэт, будь хорошей девочкой, сходи и принеси обеденные салфетки.

      – А что у нас тогда потом будет вместо обеда? – спросил Джон.

      – Еще один обед, – ответил Шарц. – У себя дома мы можем себе позволить столько обедов, сколько захотим.

      – Эрик, ты не стесняйся, накладывай чего хочешь и главное – побольше, – обратилась к нему леди Полли. – Быть лекарем – нелегкий труд, так что набирайся сил.

      «Семья… – ошалело мыслил Эрик, послушно передавая то хлеб, то масло, накладывая себе то одного кушанья, то другого. – У моего наставника – семья… Как это может быть? Как он не боится? Как он не боится приводить сюда меня? Приводить, сажать за один стол с этими людьми? Со своими детьми? Он ведь знает, что я собой представляю. Или он просто никого из них не любит? Ему наплевать, что с ними станет?»

      «И если ему наплевать, что с ними станет, что же он сделает со мной? Раньше или позже – сделает… Неужели я все-таки хочу знать это? Зачем? Очередной раз проверить себя на прочность? Бред. Я не выдержу этой проверки. Я сейчас никакой проверки не выдержу. Чтобы быть сильным, человек должен знать, где верх и где низ, а я не могу похвастаться, что знаю. Я ничего не могу знать с тех пор, как меня… предали. Да, бывший наставник назвал бы это другим словом. Оно есть. Хорошее такое слово – пожертвовать. Благородное такое. Вот только… я никогда не задумывался о том, что же чувствует жертва. И потом – жертва должна умирать. Пусть мучительно и страшно, как угодно, но умирать. В этом ее предназначение. Жертву нельзя заставлять мучиться вечно, а если все-таки заставляют, она должна знать зачем. Если бы мне приказали выведать какие-нибудь секреты проклятого коротышки! Хоть что-то! Мне уже не важно – что. Если бы я знал, что продолжаю оставаться одним из них… Но нет, меня заставили стать учеником. Учеником врага. А значит, для меня больше нет тех людей, благодаря которым я всегда знал, где верх и где низ. Их нет. Они ушли. Умерли. А в этом новом для меня мире я ни черта не понимаю. Откуда я могу знать, где тут верх, где низ, может, тут все на головах ходят?»

      – А