Черный Леопард, Рыжий Волк. Марлон Джеймс

многим доволен. Мир этот и не думает одаривать меня хоть чем-то, и все-таки у меня есть все, что мне нужно.

      – Дурак, я не о том тебя спрашивал.

      – Звери нынче счастья ищут? Будь поменьше человеком и побольше Леопардом, если уж собираешься человеком быть.

      – Етить всех богов, ищейка, простой же вопрос. Самый длинный ответ – всего одно слово.

      – Это касается твоего предложения?

      – Нет.

      – Тогда вот тебе ответ. Я занят, и лучше иметь занятие, чем скуку терпеть, разве не так?

      – Я жду…

      – Чего?

      – Когда ты скажешь, мол, грусть – не отсутствие счастья, а противоположность ему.

      – Я когда-нибудь говорил такое?

      – Ты говоришь нечто близкое. И кому принадлежит твое сердце?

      – Ты как-то сказал мне, что никто не любит никого.

      – Возможно, я был молод и влюблен в собственный член.

      – Jakrari mada kairiwoni yoloba mada.

      – Какая польза от такого языка котяре?

      – Тебе твой член вроде верблюда.

      Я уж было начал нести ему всякое, но тут услышал, что котяра смеется.

      – Я не доверяю людям, какие отправляются в путешествия без возврата, это ничего им не дает. Я был, скажем так, разочарован в людях, кому нечего терять, – сказал он.

      – Ты счастлив?

      – Отвечаешь вопросом на вопрос?

      – Так ведь глянь на нас: завываем, как первые жены мужей, какие больше нас не хотят. Впрочем, я ж малый, никем не взращенный, а ты притворяешься, что ты человек, когда тебе это надо, только бегает множество заколдованных зверей, умеющих говорить. Каким бы ни было это самое твое предложение, мне оно нравится все меньше и меньше.

      – Мое предложение, Следопыт, еще не сошло с моих уст.

      – Это так, но ты что-то такое проверить стараешься.

      – Прости меня, Следопыт, но я не видел тебя много-много лун.

      – И ведь это ты, кто меня отыскал, котяра. А теперь тратишь попусту мое время. Вот монета за твою сырую кабанятину. И еще одна сверху – за всю кровь, какую в ней для тебя оставят.

      – Мне приятно видеть тебя.

      – Готов был сказать то же самое, а ты вдруг принялся душу мне бередить.

      – О, брат, о душе твоей я все время думаю. И тревожусь тоже.

      – Это тоже часть тревоги?

      – Что?

      – Сраная твоя проверка.

      – Следопыт, мы свободнорожденные. Я пью и ем с другим. По крайней мере, сядь, раз уж не намерен есть.

      Я встал, уходя. И уже прилично отошел от него, когда сказал:

      – Извести меня, когда я прошел какую ни на есть проверку, что ты пытался мне устроить.

      – Ты думаешь – прошел?

      – Прошел, когда я в эту дверь вошел. Иначе ты четыре дня ждал бы, чтоб наведаться ко мне. Ты, Леопард, хоть когда различаешь человека, кто понятия не имеет, что он несчастлив? Ищи его в шрамах на лице его женщины. Или в совершенстве его резьбы по дереву или ковке металла, или в масках, им изготовленных для того, чтоб самому носить, потому как он не позволяет