Дотянуться до престола. Алекс Кейн

в комнату.

      Ее пропустили, и она в оцепенении уставилась на стену. Потом, словно о чем-то вспомнив, повернулась к Шереметеву:

      – Батюшка Федор Иваныч, не моя вина, вот те крест!

      Боярин несколько секунд непонимающе смотрел на нее, а потом вдруг расхохотался. Его пухлые щеки колыхались, из открытого рта смотрели подгнившие зубы. Насмеявшись вдоволь, он принял грозный вид, обвел толпу тяжелым взглядом и гневно спросил:

      – Кто это учинил?!

      Холопы, вобрав головы в плечи, молча косились друг на друга. Потом один из них, самый смелый, сделал полшага вперед:

      – Не серчай, батюшка, лучше послухай, как дело было, – и рассказал Шереметеву о случившемся.

      Федор Иванович верить не спешил, а потому и мамка, и Василий, и многие другие были подвергнуты строгому допросу. Но все как один твердили о чуде, и боярину так и не удалось дознаться, чьих рук это дело.

      К вечеру суета улеглась. Писарь Филимон по приказу архимандрита остался в доме Шереметева, чтобы записывать все происходящие чудеса. Теперь он, как и Василий, сидел на лавке в сенях, готовый в любой момент встать грудью на защиту «посланника».

      В комнате прибрали, но буквы пока закрашивать не стали. Пьер смотрел на них и мысленно усмехался. Да, нелегко ему далось это шоу.

      После подслушанного разговора Шереметева с дьяком он долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, вспоминая слова боярина. «Беда всегда рядом ходит» – это ж надо, а?! Ничего себе условьица придумали для него неугомонные программисты! Ладно, только бы отсюда выбраться, а уж там он им задаст! А сейчас надо думать, думать. Да, похоже, без хитрости здесь не выжить.

      Простыня на постели сбилась, и Пьер уткнулся лицом в пахнущую дымом медвежью шкуру. Эх, превратиться бы в зверюгу какую-нибудь и всех их напугать до полусмерти… Впрочем, злость тут не помощник, надо придумать что-то необычное, яркое. Яркое?!

      Пьер рывком сел. В голове мелькнуло воспоминание, как мальчишкой он баловался с приятелями.

      «Ладно, я вам покажу собаку Баскервилей!»

      Утром, едва позавтракав, Пьер подошел к Василию и потребовал:

      – Гуять!

      Возможно, он мог бы говорить и лучше, но что-то подсказывало – окружающим об этом знать не стоит. И потому Пьер при любой нужде ограничивался одним-двумя исковерканными словами.

      Малыша одели и под присмотром стражника отпустили гулять. Елки-палки, карманов нет! Ох, точно, их же еще не придумали… Надо обязательно «изобрести»! Выйдя на высокое, с витыми столбами, крыльцо, Пьер оглядел двор: беленая златоглавая церквушка, рядом погреба, голубятня… Все это он уже видел много раз. Но где же найти… А, вот, конюшня. То, что нужно.

      Василий протянул руку, и они спустились по скрипучим ступеням. Пьер для вида покопался в снегу, а потом, праздно шатаясь из стороны в сторону, словно ненароком подошел к конюшне и ткнул в нее пальцем.

      – Хосю!

      Василий пожал плечами и заглянул внутрь.

      – Ну давай покажу. Лошадки тут живут, краси-ивые – страсть.

      Пьер бочком протиснулся в дверь и удовлетворенно улыбнулся: он нашел то, что искал.