Алтарь двенадцати богов. Виктор Заозерский

долго хранить на плечах свою голову. Убить главного, верховного командующего для иссура великая честь и доблесть. Не было такого воина, который бы из кожи вон не лез, чтобы сшибиться с ним в драке или вызывать на поединок.

      Военачальник, хоть и считал поединки устаревшим способом ведения войны, но принимал правила игры. Он хотел поддержать воинских дух, чтобы солдаты знали, не они одни рискуют жизнью. Кроме того, выслушивать от иссуров насмешки и любоваться выражениями их презрения было невыносимо: это было отвратительно, примитивно, дико. Иссуры по своей сути гораздо ближе к зверям, чем к людям.

      Сенгран видел своей задачей не только защиту границы, но и уничтожение любого вождя, способного объединить диких. И он бросал вызов каждому головорезу, который при некоторой доли везения смог бы в едином порыве поднять орды иссуров на талхалинцев.

      Именно поэтому разведчики тщательно отслеживали верховодов и одного за другим уничтожали. Беспорядочные набеги были хорошим признаком, это значило, что между иссурами нет мира. После очередного нападения талхалинцы выясняли, кто был зачинщиком, и либо договаривались с ним и его людьми, чтобы вернуть похищенное, либо убивали и возвращали свое силой. В первом случае иссур терял уважение единоплеменников, во втором жизнь.

      Для этого-то талхалинцам и был нужен Фарух, он был наводчиком, он сдавал диких, чтобы сохранить товаробмен. Талхалин покупал рабов из дальних стран, скот и мед, диких же интересовали готовые изеделия: одежда, сапоги, украшения, на которых талхалинские умельцы уж давно набили руку. Пока соблюдалось некое подобие равновесия, торговля процветала, а длительная война вредила хождению звонкой монеты.

      Но как Фарух продавал иссуров, так и иссурам он сдавал талхалинцев с потрохами. И воинам, и военачальнику приходилось с этим мириться. Кейтары, короли-племянники, любили, когда их сундуки были доверху набиты золотом. Так уж получалось, что оборотистый иссур был всем просто необходим.

      Сенгран был обеспокоен, вот уже пару месяцев, а то и больше он не мог изловить одного иссура, который с необыкновенной ловкостью совершал разбойничьи налеты на военные поселения и все чаще проникал вглубь королевства. Ни один иссур не хотел сдавать его, и даже Фарух не давал никакой стоящей информации.

      Многие талхалинцы видели здорового детину во время набегов, но в степи, в Диком поле никто о нем ничего не знал, и это было неслыханно. И это пахло заговором.

      Все опасались повторения истории с Мархатом, который десятилетие назад дошел до Ксура и взял в заложники королевского сына. Погибло много людей, а сколько было угнано в плен! Трон пошатнулся, и вот на нем уже не Монфокон, а его племянники. С Мархатом и его отродьем Кейтарам удалось покончить, но никто не обещал, что не объявится другой вождь. И Сенгран, попавший на рубежи за свою преданность Монфокону, делал все, чтобы история не повторилась. Он был из тех, для кого честь не была пустым звуком. Он был гордый сын Талхалина, ненавидел праздность и презирал слабость.

      Первыми в город въезжали разведчики. Грассер, сын военачальника, по старой привычке держался Клекотуна. Позади него шумели старшие товарищи, все они были из благородных семей. Каждого сослали на рубежи после вынесения приговора королевским судом. Милькун ехал с закрытыми глазами и убеждал Япи с Отравой, что без труда укажет, в какой стороне иссуры в юбках.

      – Клянусь богом Правды, я, как хряк, – говорил Милькун, раздувая и без того толстые щеки. – Пусти меня по загону, и все свиноматки ринуться за мной.

      Япи прошелся щеточкой по черной ниточке усов и презрительно посмотрел на лопоухого Милькуна. Если не брать в расчет мочку, которую в пылу битве отгрыз озверевший иссур, Япи выглядел фоне остальных настоящим франтом. Отрава что-то мрачно хмыкнул под нос. Не стоило большого труда догадаться, что Отрава недобрым словом помянул всех женщин. После того как мачеха с любовником отравила его отца, а потом предоставила королям-племянникам доказательства его вины, Отрава возненавидел весь женский род.

      Иссуры, что жили в городе уже нисколько не боялись талхалинцев. Слышались неопределенные "Эй", а стайка черных, как грязь, мальчишек метнулась предупредить Фаруха. Женщины смотрели на воинов во все глаза, бравые вояки шутили и отвешивали им сомнительные комплименты, но иссурки сплевывали и хищно улыбались, показывая мелкие зубы. Мужчины, отрываясь от безделья, гладили чистые подбородки и вскидывали руки в знак приветствия. Многих из них однорукий разведчик, наставник Грассера знал по имени.

      Старик, юноши и мальчик спешились на вытоптанной площадке в центре города и пока вязали поводья, прибыл Сенгран со своими воинами. Если разведчики были одеты в легкую кольчугу, то бойцы гарцевали в полном облачении: железо покрывало все тело, руку тяжелил щит, на поясе висел двуручный меч. Разведчики могли похвастать лишь луком, колчаном со стрелами и маленьким кинжалом. Грассер, едва скрывая зависть пялился на них. Он хотел быть воином, но Клекотун обзывал его дураком и не велел заговаривать об этом. Уже тогда скрытный старик хотел, чтобы Грассер стал разведчиком, как и он сам. Невысокий рост его подопечного не располагал к ратным подвигам. Но вид сверкающих на солнце лат зачаровывал