Москва слезам не верит. Даниил Мордовцев

Вырежем два жеребка из бумаги, напишем на одном: князь Данило Щеня, на другом: боярин Шестак-Кутузов. Скатаем оба жеребка в дудочки, зажжем у образа Богородицы «четверговую» свещу[9], положим жеребки в ладаницу, перетруся оные, и пущай невинная ручка отрочата Василия, сотворив крестное знамение, достанет который жеребок: который вынется, то и будет благословение Царицы Небесной…

      Так и сделали. Поставили ладаницу с жеребками пред ликом Богородицы, встряхнув предварительно. Великий князь взял сына на руки, поднял к иконе.

      – Перекрестись, сынок.

      Мальчик перекрестился.

      – Вымай один жеребок.

      Тот вынул. «Вынутым» оказался боярин Шестак-Кутузов.

      Уходя, великий князь сказал:

      – По вестям из Казани, там хлыновских послов обманной рукой обвели. Хлыновскаго воеводу Оникиева с товарищи казанские мурзаки поставили пред очи не Ибрагим-хана[10], который помер, а пред очи Махмет-Амин-хана, младшаго сына покойного…[11] А он помочи хлыновцам не даст.

      – А! Махмет-хан!.. – обрадовался княжич. – Он подарил мне эту саблю, когда был на Москве и являлся к тебе на очи.

      И мальчик показал матери маленькую саблю в дорогой оправе с яхонтами и бирюзами.

      VII. Осада Хлынова

      Настало время, и московские рати, предводительствуемые бояром Шестаком-Кутузовым, обложили Хлынов.

      Шестак-Кутузов горячо повел дело. Чтобы взять укрепленный город «на ворон», необходимо было иметь осадные приспособления: и каждой сотне ратных людей он приказал плести из хворосту высокие и прочные плетни, которые заменяли бы собою осадные лестницы.

      И ратные люди принялись за дело. А всякое дело, как известно, спорится то под песни, то под вечную «дубинушку», которая так облегчает гуртовую работу, особенно при передвижении больших тяжестей.

      И вот уже с поемных лугов доносятся до слуха запершихся в стенах хлыновцев московские песни. Со всех сторон пение… От одной группы ратников несется звонкий голос запевалы, который, указывая топором на городские стены, заводит:

      Куколка, куколка!

      А хор дружно подхватывает:

      Боярыня куколка!

      Зачем вечор не далась?

      Зачем от нас заперлась?

      – Побоялась тивуна,

      Свет Оникиева.

      – Тивун тебе не судья:

      Судья тебе наш большак —

      Свет Иванович Шестак, —

      Свет Кутузов сам…

      От другой группы работавших ратников доносилось:

      Разовьем-ка березу,

      Разовьем-ка зелену…

      От третьей неслась плясовая:

      Ой, старушка без зубов,

      Сотвори со мной любовь!

      – Ишь охальники! – ворчали стоявшие на городских стенах хлыновцы. – И соромоти на них нету.

      – Какая там соромота у идолов толстопятых!

      – Погоди ужо, я вам! – грозил со стены огромным кулаком Микита-кузнец. – Ужо плюнет вам в зенки кума Матрена! – разумел он свою пушку.

      Вдали,

9

Четверг на Страстной неделе, день распятия Иисуса Христа, считался днем очищения. Поэтому считалось, что «четверговая» соль, пережженная в четверг, «четверговая» свеча, горевшая в четверг и сбереженная до случая, помогают от болезней и напастей.

10

Ибрагим-хан оставался на престоле Казанского ханства с 1467 по 1478 г.

11

Мухаммад-Амин, сын хана Ибрагима. После его смерти находился на казанском престоле до 1496 г. С 1497 г. – служебный хан на Руси (владел Серпуховом), с 1502 по 1518 г. вновь на казанском престоле.