Москва слезам не верит. Даниил Мордовцев

знак, ежели кто рождается в тот день, когда и птица гнезда не вьет, – решила старая мамка.

      Княжич быстро выбежал из терема матери и скоро воротился с какой-то книгой в сафьянном переплете.

      – Вот, мама, «Златый бисер»: «Понеже некия планиды или звезды суть студени естеством, а некия волглы естеством, то те самыя естества приемлет человек от звезд: который человек студенаго и сухаго естества есть, той молчати любит и не скоро верит тому, что слышит, дондеже испытно уразумеет. А который человек студенаго и волглаго естества, той, что ежели слышит, вскоре высказывает и много глаголет…» А я какого естества, мама? – вдруг спросил он.

      – Ты, чаю, сынок, естества студеного и волглого, понеже, что ни услышишь, все выкладываешь и сам с собою болтаешь, а с игрушками у тебя таковы разговоры, что на-поди! – рассмеялась София Фоминишна.

      – Правда, правда, матушка княгинюшка, – рассмеялась мамка. – Уж такой-то говоруха княжич! И во сне не молчит, все-то бормочет.

      – Полно-ка тебе врать, мамка, – протестовал князек. – Вот ты так без перестани сама с собой бормочешь… А ты слушай дале: «А который человек горячаго и сухаго естества, той есть дерз руками и храбр и имат желание на многия жены и зело непостоянен в любви»…

      – О-ох! – вздохнула мамка и тихонько, как бы про себя, прошептала: – Есть, есть таки кобели… А сказано: черного кобеля не вымоешь добела.

      Софья Фоминишна, ввиду щекотливых вопросов, затронутых «Златым бисером», свела разговор на другую почву:

      – А ты, Васенька, катался ноне на Арапчике, что подарил тебе Махмет-Амин-хан?

      – Катался, мама, до самово Успенского собору доезжал, и там меня видел немчин Аристотель: молодец, говорит, княжич, – весело отвечал мальчик.

      Но его на этот раз больше занимал «Златый бисер», и он снова начал читать:

      – «Сего ради писание поведает: еже планида Марс или рещи Арис горячаго и сухого естества, то которая жена родится под тою планидою, и тая жена бывает дерзка языком и имать желание на многие мужи…»

      Вдруг какая-то счастливая мысль осенила маленького чтеца…

      – Ты сказывала, мама, что я родился в месяце марте, на Благовещение?.. Так? – спросил он.

      – Так, дитятко.

      – Под планидою Марс?

      – Так, так.

      – Того ради я дерз языком и имам желание на многие жены?

      – Ох, чтой-то ты такое непутевое мелешь! – накинулась на своего вскормленника старая мамка.

      А Софья Фоминишна только рукой махнула и взяла у мальчика «Златый бисер», опасаясь дальнейшего чтения.

      В это время на пороге показалась постельница княгини…

      – Ты чего, Варварушка?

      – Тальянский немчин «арихтыхтан» пришел, – отвечала постельница. – Да с ним тот старичок, что Успенский собор каменьем да лесом снабживал… Лазарь Копытов. Пустить их укажешь, матушка?

      – Ах, и Елизар… Пусти, пусти!

      X. Поздно!

      В терем вошли Фиоравенти и Копытов, по обычаю истово, земно кланяясь. Последний, однако, сначала перекрестился на иконы…

      – Мир