Ущелье. Маргарита Епатко

пришел так не балуй, – поморщился казак, и отвернулся.

      В ответ вода с шипеньем полилась на раскаленные камни. Пар повалил клубами. Его было много, слишком много для тесного помещения.

      – Это ты, брат, переборщил, – Андрюха повернулся, но ничего не увидев в белом облаке, спустил ноги с полки. Он пересел пониже. Дышать стало легче.

      – Даже для меня жарковато, – выдохнул он, нащупывая на косяке двери веничек.

      – Не поможешь? – он протянул его смутному силуэту друга на полке напротив.

      Тот взял веник. Грицко растянулся на досках. Хлесткий удар заставил его вздрогнуть.

      – Ты того, – пробубнил он, – полегче.

      – Полегче тебе? – проворчал кто-то басом.

      Дубовые листья, сорванные с веника, полетели казаку в лицо. Голые прутья врезались в плоть со всей дури.

      – Очумел! – казак подскочил, уворачиваясь от ударов.

      Но странный посетитель бани не собирался прекращать порку. Ободранный веник хлестнул по голым ляжкам. Прошелся по спине, по груди.

      – Что за черт? – казак рванул к двери, но ее от влаги заклинило.

      – Да скокож можно, – Грицко повернулся и ухватился за веник, норовя вырвать его из рук нападающего.

      Тот, судя по всему, обладал медвежьей силой. Несколько минут схватки не принесли никому выигрыша. Разве что пар стал рассеиваться, и казак смог увидеть своего обидчика. От растерянности Андрюха ослабил хватку, и ободранный веник очутился в руках низкорослого мужика, поросшего шерстью.

      – Ты кто? – удивился Грицко.

      – Я банник. А ты кто? Пошто ночью у меня поганство устроил?

      – Да я ж помыться, перед дорогой, – растерянно начал оправдываться казак.

      – А эту зачем приволок? – мужичок назвавшийся банником кивнул в угол.

      Там за каменным очагом стояла старушка в цветастом передничке. Платок съехал с ее головы, обнажая редкие седые и мокрые уже от пара волосы.

      – Кто это? – Грицко выхватил у мужика веник, прикрываясь, и стал бить пяткой в заклинившую дверь.

      – А говорила что с ним? Мне в моем доме врала? – у банника как уголья блеснули глаза. Рыча, он бросился к старухе.

      Дверь, наконец, распахнулась. Грицко выскочил на улицу. Ночь уже не казалась теплой и безмятежной. Ветерок холодом прошелся по голому телу.

      – Мать твою, – Грицко осторожно приоткрыл дверь предбанника и стянул с лавки чистое белье.

      Из бани неслось рычанье и чьи-то вопли. Казак перекрестился. Оделся на улице и поспешил в хату. Там было темно. Хозяева, не дождавшись его, спали.

      – Грицко, крючок на дверь накинь, – из спаленки показалась лохматая голова Николы. – Попарился уже? Быстро-то как.

      – Да, банька у вас больно горячая, – пробурчал Грицко.

      Накинул на дверь запорный крючок и скользнул под одеяло положенное на лавку.

Наше время

      Туристы стояли на утоптанном пятачке перед фанерным домиком с давно облупившейся краской. Девушка в униформе с трудом открыла заржавевший замок, распахивая скрипучую дверь.

      – Это что? –