Согретые солнцем. Светлана Талан

я не соврала про Боню. Если он и после этого не согласится забрать домой мою спасительницу, тогда я уйду из дома к ней. Построю за лето шалаш, буду ходить на работу и жить вместе с Боней, а папа с мамой пусть живут со своими любимыми Гелей и Златой».

      Романия знала, что при согласии папы репортаж выйдет в местных новостях сегодня вечером. Родители обещали приезжать через день, значит, они будут завтра утром.

      «Вот и посмотрим, какое решение примет папа, – думала Романия. – Если откажет после этого, значит, у него вместо сердца камень».

      Утром Любовь Валентиновна и Павел Тихонович первым делом пошли в кабинет лечащего врача Романии, чтобы узнать о состоянии ее здоровья. Геля и Злата отправились в палату к сестре. Рома, увидев их, недовольно нахмурила брови.

      – Гелечка и Златочка, вы немножко опоздали, – произнесла Романия с иронией, которой сестры не заметили.

      – Как это опоздали? – Ангелина в недоумении переглянулась со Златой.

      – Опоздали на перевязку и упустили возможность рассмотреть мой ужасный шрам на лбу, – сказала Рома и усмехнулась.

      – Зачем ты так? – с обидой произнесла Злата. – Мы же, как-никак, сестры.

      – Вот я и говорю вам, мои дорогие сестрички, что вы сегодня многое потеряли. – Романия демонстративно отвернулась от них.

      – Ну конечно! Ты же у нас теперь телезвезда, которую спасла бродячая блохастая собака! – съязвила Геля.

      Романию прямо-таки обожгли эти слова сестры. Она резко повернулась и бросила гневный взгляд на Гелю.

      – Пошла вон отсюда! – сквозь зубы прошипела Романия. – И чтобы больше ко мне сюда не приезжала! Поняла?!

      – Больно надо! Ты думаешь, я так жаждала с тобой увидеться? Не угадала! Просто захотелось покататься на машине. – Геля не полезла за словом в карман.

      – А я хотела с тобой встретиться и извиниться за вчерашнее, – негромко произнесла Злата, покосившись на Гелю.

      – Надо сначала думать, а потом говорить, чтобы не приходилось просить прощения, – уже спокойно ответила ей Романия. – А теперь идите. Обе.

      Романия не видела, как Геля, уходя, показала ей язык, а Злата толкнула ее в бок.

      Вскоре в палату зашли родители Романии. Мама принесла ей домашний творог со сметаной и сахаром, отварную курятину, моченые яблоки, конфеты.

      – Ешь, а то я знаю, как кормят в больнице, – сказала она. – Понимаю, что настали трудные времена, и хорошо, что хоть горячий супчик дают, пусть даже и прозрачный, как стекло.

      – Спасибо, я наедаюсь, – ответила дочь, взглянув на отца пытливым взглядом.

      – Ромашка, ты не капризничай, а ешь хорошо. Ты ведь хочешь быстрее выздороветь и вернуться домой? – спросил отец, присаживаясь на стул у кровати.

      На него смотрели большие, выразительные глаза василькового цвета – глаза любимой дочери. Да, именно любимой, хотя он ни разу не показал, что любит Романию больше всех, – он считал, что просто жалеет самую слабую из своих дочерей. В глазах девочки застыл вопрос, и он знал, какой именно.

      – Вернуться