Жаркий август. Андреа Камиллери

мы стоим, была тут изначально, а то, что светлее и желтее, – это песок, его сюда завезли.

      – Интересно зачем?

      – Бог его знает, – пожал плечами начальник расчета. – Может, для контраста, чтобы на его фоне дом эффектней смотрелся. Ага, вот наконец и экскаватор.

      Прежде чем пустить его в ход, начальник расчета решил снять верхний слой песка над полостью промоины. Трое пожарных, вооружившись лопатами, принялись копать вдоль стены. Землю они сгружали в три тачки, которые их товарищи отвозили шагов на десять и там высыпали.

      Когда они сняли сантиметров тридцать песка, их ждал сюрприз. Там, где по идее должен был показаться фундамент, начиналась вторая стена, идеально оштукатуренная. Чтобы штукатурка не пострадала от сырости, поверх нее в качестве защитного слоя были наклеены листы толстого полиэтилена.

      Создавалось впечатление, что дом, тщательно упакованный, продолжается под землей.

      – Ну-ка, копайте все вместе под окном санузла, – распорядился начальник расчета.

      Мало-помалу показалась верхняя часть второго окна, расположенного точнехонько под первым. Рамы в нем не было, оконный проем был затянут двойными полиэтиленовыми листами.

      – Да тут внизу еще одно жилье! – присвистнул Гвидо.

      Тут-то Монтальбано все понял.

      – Кончайте копать! – крикнул он.

      Все остановились и уставились на него с немым вопросом.

      – Есть у кого-нибудь фонарик? – спросил комиссар.

      – Сейчас принесу! – откликнулся один из пожарных.

      – Пробейте полиэтилен в оконном проеме, – продолжал Монтальбано.

      Хватило двух ударов лопаты. Пожарный принес ему фонарик.

      – Ждите меня здесь, – распорядился Монтальбано и полез в окно.

      Поначалу фонарь ему даже не понадобился: проникавшего снаружи света было более чем достаточно.

      Он стоял посреди небольшого санузла, в точности такого же, как этажом выше, – полностью отделанного, с плиткой на стенах и на полу, душем, умывальником, унитазом и биде.

      Пока он стоял так, озираясь по сторонам и недоумевая, что бы все это значило, что-то потерлось о его ногу, так что он от неожиданности подскочил на месте.

      – Муррмяу, – подал голос Руджеро.

      – А вот и ты, – ответил комиссар.

      Он включил фонарик и двинулся вслед за котом в соседнюю комнату.

      Там под тяжестью воды и земли защитная пленка на окне прорвалась, и на полу образовалось болото.

      Но Бруно был там. Стоял, забившись в угол, с закрытыми глазами и весь дрожал как в лихорадке. На лбу красовалась ссадина.

      – Бруно, это я, Сальво, – тихонько позвал комиссар.

      Мальчишка открыл глаза, узнал его и кинулся к нему на шею. Монтальбано обнял его, и Бруно разрыдался.

      В этот самый миг в комнату вошел Гвидо, не вынесший томительного ожидания.

      – Ливия? Бруно достали.

      – Он цел?

      – На лбу ссадина, но, думаю, ничего серьезного. Гвидо на всякий случай повез его в травмпункт в Монтереале. Скажи