Гёте. Жизнь как произведение искусства. Рюдигер Сафрански

жизни – «этом юношеском стремлении сравнивать себя с героями романов» – он видит «наиболее понятную попытку возвыситься в собственных глазах, приобщиться к чему-то высшему»[234]. В «Поэзии и правде» Гёте признается, что всю любовную историю, разыгравшуюся в Зезенгейме, он не только изложил по образцу романа Оливера Голдсмита «Векфильдский священник», но и уже тогда переживал ее отдельные сцены через призму этого романа, который примерно в то же время ему и еще нескольким друзьям читал вслух Гердер. Когда он очутился в Зезенгейме и познакомился с пастором и его семьей, у него было такое чувство, будто «из вымышленного мира» он перенесся «в похожий, но действительный мир»[235]. Семья пастора, и в особенности мать и дочери, показались ему столь же открытыми, веселыми, искренними и умными, как и персонажи романа, хотя на их долю – хвала Господу! – выпало меньше страданий. В романе Голдсмита также не обошлось без маскарада: благодетель семьи, дядя подлого помещика, скрывает свое настоящее имя, выдавая себя за чудаковатого мистера Берчелла. Возможно, это и подтолкнуло Гёте к комедии с переодеваниями. Ему бы тоже хотелось видеть себя в роли благодетеля, однако после того как он оставил Фридерике, об этом нельзя было и мечтать. Лишь в его стихах, которые Фридерике бережно хранила всю свою жизнь, осталось приглушенное сияние этой любовной истории.

      С этими стихотворениями рождается лирический поэт Гёте, свободный от рококо и анакреонтики лейпцигского периода. В них уже не слышно привычной игривости, нет ни мудреных выводов, ни нравственных наставлений, нет штампов, нет стереотипного томления и бахвальства. Чувствуется влияние Гердера: естественность, субъективная выразительность, безоглядное желание высказаться, задумчивость без зауми, простота, безыскусственная символика. В «Зезенгеймских песнях» (некоторые из них впервые были опубликованы в 1775 году в журнале Иоганна Георга Якоби «Ирис») Гёте кажется моложе, чем в своей ранней лирике лейпцигских лет. Это были стихи, написанные по конкретному поводу, по следам личных переживаний. Изначально они действительно были адресованы только Фридерике. Он посылал их ей из Страсбурга, но, вероятно, некоторые из них, как это часто бывало, сочинял экспромтом непосредственно в Зезенгейме. Отдельные стихотворения были предназначены для сиюминутного исполнения, как, например, «Майская песня»:

      Как все ликует,

      Поет, звенит!

      В цвету долина,

      В огне зенит!

      <…>

      Ты все даришь мне:

      В саду цветок,

      И злак на ниве,

      И гроздный сок!..

      Скорее, друг мой,

      На грудь мою!

      О, как ты любишь!

      Как я люблю![236]

      Зимой 1770–1771 года они расстались. Бывший любовник вспоминает первую встречу, первую совместную игру в фанты:

      Ликует сердце, бьют куранты!

      Ее любовь я выиграл в фанты —

      Теперь она навек моя!

      Восторг, дарованный судьбою, —

      Сейчас

234

СС, 3, 391.

235

СС, 3, 361.

236

С, 1, 76–77.