Поступь хаоса. Патрик Несс

вправду, мистер Фелпс.

      – Отличный! – лает Манчи, и мистер Фелпс смеется, но его Шум по-прежнему твердит про конец, Джули, тряпки и рисует всякое, как будто его жена была бог весть какая необыкновенная.

      Ничего особенного в моем Шуме про мистера Фелпса нет – обычная муть, с которой все равно ничего не поделаешь. Но, так уж и быть, признаюсь: я думаю чуть громче обычного, чтобы скрыть мысли о дыре, которую я нашел на болоте, заглушить их более громким Шумом.

      Сам не знаю, зачем я это делаю, зачем скрываю свою находку.

      Но все равно скрываю.

      Мы с Манчи ускоряем шаг, потому что проходим мимо заправки и мистера Хаммара. Заправка давно не работает: ядерный генератор, который производил бензин, сдох еще в прошлом году и теперь просто торчит рядом с заправкой, точно уродливый палец, и никто не хочет жить рядом с ним, кроме мистера Хаммара, а мистер Хаммар в сто раз хуже мистера Фелпса, потому что свой Шум он направляет прямо на тебя.

      И это ужасный Шум, это злой Шум – мистер Хаммар видит тебя в таких ситуациях, в каких и врагу не пожелаешь оказаться: всюду кровища, насилие и страх, и поделать с этим ничего нельзя. Разве что взять весь свой Шум, примешать к нему Шум мистера Фелпса и швырнуть эту смесь обратно в Хаммара. Яблоки, и конец, и Бен, и Джули, и Отличный денек, Тодд, и генератор барахлит, и тряпки, и заткнитесь, умоляю, заткнитесь, и посмотри на меня, мальчик…

      Конечно, я оборачиваюсь, хоть и не хочу. Я вижу в окне мистера Хаммара; он смотрит прямо на меня и думает: Остался всего месяц, в его Шуме я вижу себя, я стою там один, как будто бы один на всем белом свете… Понятия не имею, что это значит и правда это или вранье, поэтому я просто воображаю огромный молот и обрушиваю его на голову мистера Хаммара, снова, и снова, и снова, а он все стоит у окна и улыбается.

      Дорога огибает заправку и проходит мимо клиники, где работает доктор Болдуин и куда приходят нытики, у которых на самом деле все нормально. Сегодня там сидит мистер Фокс и жалуется, что ему больно дышать, – я бы даже его пожалел, если б он не дымил как паровоз. А потом – Господь Всемогущий! – мы проходим мимо жуткого-прежуткого паба, который даже в этот ранний час переполнен Шумом, потому что там врубают музыку на всю катушку, как будто она может заглушить Шум, но на деле становится только хуже, приходится слушать громкую музыку и громкий Шум. Нет, хуже, пьяный Шум, который бьет по мозгам, точно кувалда. Крики, вопли и рыдания мужчин, чьи лица никогда не меняются, в их Шуме прошлая жизнь и умершие женщины. Целая куча женщин, но разобрать ничего не разберешь, потому что пьяный Шум – как пьяный человек: надоедливый, бессмысленный и опасный.

      Идти по центру города тяжело, мысль о каждом следующем шаге дается с трудом, потому что на плечи давит огромная глыба Шума. Понятия не имею, как мужчины с этим справляются, как я буду с этим справляться, когда тоже стану мужчиной, если только не случится что-нибудь, о чем я пока не знаю.

      После паба дорога берет вправо и проходит мимо полицейского