Поступь хаоса. Патрик Несс

Аарон.

      Он наклоняется ко мне, близко-близко, так что я чую его дыхание, тяжесть его дыхания, которое цепкими пальцами хватает меня за горло.

      – Господь слышит, – шепчет Аарон. – Господь слышит.

      Он вновь замахивается, я шарахаюсь в сторону, а он хохочет и уходит, вот так запросто уходит в город по тропе и уносит с собой Шум.

      Я весь дрожу, кровь стучит в голове от удара, и от неожиданности, и от злости, и от ненависти ко всем этим людям и к этому городу. Я так дрожу, что даже не сразу могу встать и пойти искать собаку. Что он вообще тут делал, черт возьми? Я пытаюсь думать, но в голове до сих пор стучит от ненависти (и от страха, да, от страха, заткнись!), и я даже не смотрю по сторонам, Аарон ведь еще может слышать мой Шум. Но я не смотрю. Не смотрю.

      А потом все-таки оглядываюсь, встаю и нахожу свою собаку.

      – Аарон, Тодд? Аарон?

      – Никогда не произноси это имя, Манчи.

      – Кровь, Тодд? Тодд? Тодд? Тодд? Кровь?

      – Знаю. Заткнись.

      – Ну-ка, – без всякой задней мысли повторяет он за белкой, и голова у него пуста, как ясное небо.

      Я шлепаю его по заду:

      – Это тоже не смей говорить!

      – Ой, Тодд?

      Мы идем дальше, держась подальше от реки слева от нас. Начинается она далеко к северу от фермы, потом проходит несколько узких ущелий в восточной части города, а здесь постепенно сходит на нет и превращается в болото. К заболоченным берегам реки лучше не соваться, потому что здесь живут кроки – огромные кроки, которым ничего не стоит сожрать почти мужчину и его пса. Их спинные плавники выглядят точь-в-точь как кусты, а если подойти к ним слишком близко – БАХ! – они выскочат из воды, щелкая зубами и лязгая когтями, и тогда ты точно не жилец.

      Мы обходим заболоченный берег стороной, и я пытаюсь свыкнуться с приближающейся болотной тишью. Смотреть тут особо не на что, да и делать нечего, поэтому мужчины сюда и не ходят. И еще из-за вони. Я не говорю, что здесь ничем не пахнет, но все-таки вонь не такая ужасная, как они воображают. Это вонь их воспоминаний, а не настоящая вонь – они чуют то, что было раньше. Горы трупов. У спэков и людей были разные представления о том, как хоронить покойников. Спэки просто бросали своих в болото, те уходили на дно, и все было нормально – наверное, потому что их тела так устроены. Ну, Бен так говорит. Из воды, грязи и спэкской мертвечины не получалось никаких ядов, они только обогащали болото, как человечья плоть обогащает почву.

      А потом спэкских трупов стало много, очень много, даже болото не могло столько проглотить, а оно у нас гигантское, будь здоров. И живых спэков не осталось совсем, понятно? Только их трупы, горы трупов, которые гнили и воняли черт знает сколько времени, пока болото снова не стало болотом. До тех пор там были только мухи, вонь и черт знает какие еще микробы, заготовленные спэками специально для людей.

      Вот в таком мире я родился, в таком сумасшедшем мире, где болота и кладбища были переполнены, а город – наоборот. И я ничего не помню – не помню, как жилось в мире без Шума. Папа заболел и умер до моего рождения, потом и мама тоже – ну это понятно, тут ничего странного.