К другим берегам. Сергей Анатольевич Кулаков

отец. Он остывал в глубоких тарелках, под которые подставлены были большие плоские тарелки. Сели за стол.

      – Еще бы дольше ходили…

      Мальчик склонился над тарелкой и стал шумно вытягивать губами суп из ложки. Мама повернула к нему строгое лицо:

      – Сядь ровно и ешь тихо.

      Отец возил ложку взад-вперед в теплом супе.

      – Почему ты не ешь?

      – Не хочется.

      – Ты даже не пробовал.

      – Ты знаешь, что я не люблю…

      – Ты не любишь все, что я делаю. Ты ничего не любишь!

      – Перестань, прошу. Я устал от скандалов.

      – Ты от меня устал, вот от чего ты устал. Целый день валяешься на кровати, работу бросил… Ты что, на мои деньги надеешься жить?

      – Ну что ты говоришь…

      – Я знаю, что говорю.

      – Я не прошу у тебя денег.

      – Как благородно… На что же ты станешь жить?

      – Это мое дело.

      – А тебе не кажется, что это и мое дело?

      – Нет, мне уже так не кажется.

      – Ах, даже так… Прекрасно!

      Она распаляла себя все больше и больше, и злость заполняла ее; и чем больше она злилась, тем более усталым становилось лицо отца.

      – Давай закончим этот разговор.

      – Нет, я не намерена его заканчивать!

      – Хорошо, я закончу его.

      Отец встал, вышел из комнаты. Мама вышла за ним. В прихожей были слышны резкие голоса и грубые слова, которые они бросали друг в друга. Мальчик сидел за столом, наклонив голову над тарелкой. Потом хлопнула входная дверь. В столовую вошла мама. Лицо у нее было злое, губы едва заметно дрожали. Она села за стол и начала есть, но вдруг заплакала и, утираясь, ушла к себе. Мальчик положил ложку, встал из-за стола. Обед закончился.

      Он вернулся, когда стемнело. Мальчик слышал, как скрипели ступени, потом щелкнул замок на двери в комнату отца. Осторожно, чтобы не шуметь, он поднялся по лестнице, постучал. Замок металлически всхлипнул, и дверь отворилась. Отец стоял без рубашки, босиком. Узкая, сухая грудь, покрытая темными волосами, выглядела уставшей, и шея его казалась мальчику длинной, беззащитной.

      – А, это ты, – сказал отец. Он пропустил сына и запер за ним дверь.

      – Где ты был?

      – Так… Можно сказать, что отдыхал.

      Отец подошел к кровати, сел.

      – Я закурю, хорошо?

      – Да, только открой окно, а то у табака такой противный запах.

      – Ладно.

      Отец отдернул штору. За окном было темно, в небе – там, налево – виднелась мутная луна. В открытую форточку затекала ночь, но электричество подкрашивало ее своим ровным светом – и, забираясь в комнату, ночь исчезала, точно окно служило границей, за которой темноте нечего было делать. Отец взял пачку папирос, но отложил – стал набивать трубку табаком из плоской жестяной баночки. Приминал табак большим пальцем, крупинки его сыпались на пол. Потом зажег спичку и, коротко причмокивая уголком рта, стал всасывать огонь. Табак зажегся, подернулся серым пеплом – и жар ушел внутрь, а отец начал пускать изо рта дым.

      – Ну как?

      – Здорово…

      – Послушай, можно тебя спросить?..

      – Да.

      – Как