Правозащитник. Артур Строгов

старик, кстати, уже получил выговор за неучтивость.

      – Значит, Вы знаете, какой он прием мне оказал?

      – Конечно. Ты не удивишься, если я скажу, что мне известны почти все детали твоих переговоров?

      – Нет, не удивлюсь. В конце концов, я был только курьером.

      – Но старик вел себя упрямо, я имею в виду этого Лохидзе. Он очень скользкий тип. Я его называю «старый угорь».

      Белосельский рассмеялся и расстегнул пуговицы пиджака.

      – Он позволил себе неучтивость по отношению к тебе, моему представителю…

      – Я ему напомнил о некоторых вещах.

      – Да, а он вздумал читать тебе лекции о великой французской революции. Вот такие патриоты, друг мой. И это еще лучшие… Но я тебя обрадую…

      – Чем же?

      – Тем, что после твоего ухода в банк наведались и другие мои представители, которые, не застав М***, кое-что прояснили Лохидзе, а потом навестили его на вилле в Ницце, где застали всю их камарилью в полном сборе. Знаешь, о чем беседовали эти молодчики? Они обсуждали перспективы покупки футбольного клуба! Представляю себе их изумление, когда мои ребята перед ними предстали… Кстати, вилла у них слабо охранялась – человек пять-шесть и легко вооруженных.

      – И что же в конце?

      – М*** и Лохидзе принялись уверять, что инструкции уже выполняются, и что они в любую минуту готовы переписать всю недвижимость на нас, как только мы им прикажем.

      – Банк сам по себе им не нужен, они сами являются акционерами французских компаний…

      – Полный перечень которых у нас есть. Я его уже обсудил с некоторыми влиятельными персонами, и мы пришли к выводу, что М*** больше нам не нужен. Мы не можем ему доверять как раньше. Поэтому мы решили его отстранить… навсегда.

      – Что это значит?

      – Внешне все будет прилично и формально. Господин М*** уже не молод и подвержен приступам болезни… его найдут на яхте в обществе прелестных девиц из «Мулен Руж»… Кстати, секретарша из банка… видел ее?

      – Да.

      – Красивая девушка! Никто и не подумает, что она «наша».

      – Я это понял, – тихо произнес Белосельский, – но в конце только… в ее глазах было что-то странное.

      – Хорошо, ты еще увидишь, как мы реформируем банк.

      – И кто же станет директором?

      – Некто Слоновский. Он приходится дальним родственником нашему министру. Приказ уже подписан. Слоновский поедет не один, мы подготовили ему две команды – для внешнего и внутреннего прикрытия. Но это уже наши секреты, и я в детали вдаваться не буду. Тебе об этом незачем знать. Зато мы можем быть уверены, что Слоновский нас не предаст…

      – Вы уверены в нем?

      Сафронов улыбнулся и, подойдя к окну, слегка приоткрыл бархатные жалюзи, чтобы больше света проникло в комнату.

      – Я уверен в одном, что человеком всегда руководят одни и те же чувства… Например, страх… По сути, все люди одинаковы и предсказуемы. Они напрасно думают, что они свободны. Истинная свобода – о которой тебе так красноречиво толковал Лохидзе – заключается совсем в другом, не в тех