Истопник. Александр Куприянов

отец Климент. Вроде бы тоже мотал срок, сначала на станции Известковой, потом на стройке-500. Апостол выправлял бывшим заключенным справки, покупал прописку и устраивал на работу. Костя помогал Клименту в церкви, вроде как староста… Сам себе не мог поверить: Костя Ярков – церковный служка!

      Коммунист и капитан МВД.

      Апостол знал Костину историю. И наставлял Яркова молиться. Костя молиться не хотел. Не видел в молитве смысла. Произносишь какие-то непонятные слова и – что? Ничего не происходит и ничего не меняется. Апостол говорил: «Молиться надо не словами, а душой!»

      Но не объяснил подробности. Как это, молиться душой?

      Напившись, Костя выскакивал в зал ожидания и громко командовал: «Вы поступаете в распоряжение конвоя! Оружие к бою! Дослать патрон! Стреляю без предупреждения… Шаг влево, шаг вправо – попытка к побегу! Порядок на зоне!»

      Собирались на колясках самовары, смеялись над Костей, бросали в него чурбачки, обшитые кирзой. Чурбачками они отталкивались от асфальта. Появлялся наряд милиции. Костю забирали в отделение, но вскоре отпускали: «Товарищ капитан запаса, вы ведь заслуженный человек. И такое творите!»

      В чемоданчике-балетке Костя носил ордена и медали. Они там побрякивали. Хранил всякие справки и наградные документы. Во время любой пьянки балетка стояла рядом. Так верная собака лежит у ног.

      Очень жалел, что не отрыл с родительского огорода и не взял с собою пистолет. Всех бы перестрелял.

      Потом Мыкола Гринько все-таки взял Костю в охранники. Охранять нужно было не только его самого, председателя артели, но уже и золото. Костя съездил на Ургал, отрыл за родительским домом свой фронтовой пистолет. Не долго лежал в земле. Не заржавел и предохранитель, тогда еще не сбился.

      Стояли на ручье Большой Йорик, далеко на север от Чегдомына. Прииск открыли заново, назвали Йориковским. Вот тогда Костя и пристрастился к старательскому лотку. В любую свободную минуту бежал на ручей. Во все глаза смотрел, когда на дне лотка заблестят золотые крупинки.

      Страсть к золоту оказалась тяжелее запоев.

      Она была сравнима со страстью к женщине.

      Апостол сокрушался: «Ты болен. Душою болен. Уходи, один, в тайгу. Там горами и снегом надышишься. Сердцем отойдешь. Иначе сопьешься или тебя убьют. За золото. Такие же, как ты сам!»

      Через Мыколу отец Климент устроил Костю истопником. Всякий раз, уходя на работу – в тоннель, Костя брал с собой парабеллум. Не знал – зачем? Такая привычка осталась от офицерства. За год ведь здесь ни души не встретишь. Броди не броди по тайге, кричи не кричи. А зимой даже местные птицы-дальневосточницы, что не улетают на юг, прячутся в дальних распадках и в расщелинах скал. Недавно приезжал на дрезине обходчик с Ургала – привез сухари, муку и сахар. И рассказал Косте, что мерзлотную станцию у западного портала собираются расконсервировать. То есть запустить заново.

      Наверное, продолжат строить дорогу и станцию.

      Значит, скоро здесь снова появятся люди.

      Важная новость. Он ведь убегал от людей.

      Накануне,