Истопник. Александр Куприянов

пропаганду. Косте пришлось давать устные показания на Сталину. Иначе бы сам не выжил. Не вступил бы в ряды славных голубых фуражек. А погнали бы чалдона Костю Яркова по этапу.

      А что для чалдона страшнее смерти?

      Неволя…

      В лагере Сталина родила ребенка – мальчика. Потом, рассказывали, ее досрочно освободили. А может, попала под амнистию. Сталин уже умер. Кто-то из общих знакомых по службе на стройке-500 сказал Косте, что мальчишка похож на него, Костю Яркова. Как две капли воды.

      Эх, эх!

      Домой, на Ургал, после первого курса возвращаться было стыдно. С фронта пришел героем-орденоносцем и в лагере тоже не оплошал. Даже беглых зэков доставал метким выстрелом. Имел благодарности генерала-лейтенанта Френкеля и Почетную грамоту за подписью самого генералиссимуса Сталина. А в институте не смог справиться со сворой сильно грамотных. Злобных и коварных зверьков. Откуда только в наше советское время народились такие?! Девчонки-студентки были похожи на крикливых соек. Пацаны на хорьков. На коллоквиумах по истории, коллективных толковищах, они сбивались в стаи и набрасывались на труп упавшего льва. Кто только не клевал умершего вождя… Косте было невыносимо слушать такое! Направляли хорьков и соек кудловатые тетки-преподавательницы, Костя называл их росомахами. Росомаха, обжора, идет на падаль… Доценты и профессура истфака, где учился Костя, многие из них – вчерашние фронтовики, пугливо поджимали хвосты и на прямые вопросы студента-переростка Яркова: «А что же происходит с теорией и практикой обострения классовой борьбы по мере победы социализма?!» отвечали уклончиво. Дескать, классовую борьбу никто не отменял. Но средства не всегда оправдывают цель. «Опущенные волки», – думал про них Костя. Подранных и побитых волков он встречал в ургальской тайге. Они скалились издали, но боялись подходить к человеку со стволом в руках. Не зря у зэков существовало ругательство волки позорные. И вся свора, которую Костя сравнивал с пакостным зверьем, навалилась на Сталина. Еще вчера они славили Иосифа Виссарионовича. Ведь нельзя же было не славить! А сегодня со сладострастием слушали малолеток, рассуждающих о перегибах на местах и об очищении партии.

      Берию уже расстреляли. Пели частушку:

      Берия, Берия – вышел из доверия!

      А товарищ Маленков надавал ему пинков.

      Антисоветская пропаганда. Та же 58-я статья, пункт 10.

      Бывший почтарь на лагпункте женского портала дядя Коля Бородин, а теперь смотритель водомерного поста на Бурее, – Костя приезжал к нему на тайменную рыбалку, – как-то задумчиво спросил вечером, у костерка: «Костя, ты не знаешь? По радио все про какой-то куль талдычат… Вроде как Сталин его скоммуниздил».

      Анекдот!

      Костя коротко хохотнул.

      У дяди Коли было три класса начальной школы. Но бабские посылки на Дуссе-Алине он шмонал ловко. В накладе не оставались ни зэчки, ни их начальницы. И себя, конечно, он не обижал. Косте, как земляку, тоже перепадало. Такие были понятия. Бердычом надо делиться