Москитолэнд. Дэвид Арнольд

попасть в клозет. Не возражаете, если я перелезу через ваши места? А то тут спит милейшая пожилая леди, и мимо протиснуться весьма проблематично.

      Только «весьма» в моем исполнении звучит как «асьма».

      Их рты изгибаются в улыбках, и я мысленно лишаю их статуса «приятная пара» – как минимум из-за похабного отношения к собственным зубам. Этим двоим не помешал бы визит, а то и все семь, к ортодонту. И не успевает парень заговорить, как в мозгу что-то щелкает.

      – Ты откуда, подруга? – спрашивает Его Уродливое Зубейшество.

      С матерью-англичанкой учишься легко распознавать фальшивый акцент в кино и телепередачах, и это одна из причин, почему я так хорошо притворяюсь. И по той же причине я сразу понимаю, что парень наверняка настоящий британец.

      – Оксбридж, – говорю.

      Да чтоб тебя, Мим! Лондон, Кембридж, Оксфорд, Ливерпуль, Дувр… а в Лондоне я даже бывала. Вообще-то, дважды – на семейных сборищах. Но нет. Оксбридж. Окс-гребаный-бридж.

      Ее Уродливое Зубейшество улыбается Его Уродливому Зубейшеству:

      – Дорогой, разве у тебя нет друга в Оксбридже?

      Он уже едва сдерживает смех:

      – О да, дорогая, Найджел там жил, но переехал в Бамликтон, помнишь?

      – В Бамликтон или все же в Лонкамдонфордбриджетон?

      К несчастью для меня, они тоже способны распознать настоящий британский акцент. Заливаясь хохотом, они поднимают свои монархические задницы с сидений, и я лезу через них в проход. Учитывая верхний отсек, тут тесновато, но все получается. Я шагаю в хвост автобуса (под все еще звенящий в ушах смех британцев) и, проскользнув в уборную размером со шкаф, сдвигаю щеколду на «ЗАНЯТО». Зеркало над раковиной такое крошечное, что едва вмещает мое лицо, и мгновение я размышляю, не пора ли нанести боевую раскраску. Ведь прошло достаточно времени, правда? Ну ладно, хорошо, я красилась только прошлым вечером, но с учетом «последних новостей» кто станет меня винить? Я сую руку в карман, поворачиваю тюбик с маленьким серебряным кольцом посередке и…

      «Терпение, Мэри».

      С глубоким вдохом пихаю губную помаду глубже в карман и, вытащив секретные бумажонки Кэти, сажусь на пластиковую крышку унитаза. Стягиваю резинку, разворачиваю трубку и читаю. Первый листок – отвратительная любовная переписка между Кэти и папой. Я бы почку отдала, чтобы это развидеть. Привстав, поднимаю сиденье и бросаю гадость в унитаз. Следующие шесть страниц – тоже письма, но совсем не похожие на первое и написанные очень знакомым почерком.

      Кэти.

      Ответ на твое последнее письмо – нет.

      Кроме того, пожалуйста, не делай вид, будто я не справляюсь. Как дела у Мэри в новой школе?

      Передай ее отцу, что я спрашивала.

      Ив.

      • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •

      Кэти.

      В моей комнате нет телевизора. По-моему, так не должно быть. Разузнаешь, что там и как?

      Меня здесь никто не слушает. И да, я в курсе, что перед улучшениями всегда становится хуже. Это ведь я больна.

      И.

      • •