Приватное погружение. Евгения Райнеш

почти никаких. И то, сама виновата, что не воспитываю его подобающим образом. Каждая мистрис страж супарту своему. А я это как-то изначально упустила… Чего же со мной бороться, если я – наихудший враг себе?

      – Чем ты слушала? Сказал же – заложено природой. Это выше вас. И никакой логике не подвластно. Поверь, я-то уж всякого дерьма, на которое способны мистрис, насмотрелся…

      Он оглядел Тави с головы до ног с каким-то странным интересом:

      – Знаешь, Тави, а я сначала подумал, что ты – ребёнок. Совсем ребёнок. Смутно помню, что тут находилась ещё взрослая, властная мистрис, твоя мать. Поэтому, наверное, подумал сначала, что попал на Диву. Но теперь вижу…

      – Это была Риа, балбес! Моя подруга.

      – Слушай, – вдруг Кай ушёл в сторону от разговора, – А почему ты со мной вот… возишься? Явно же, что во вред себе…

      – Не знаю, – растерялась Тави. Она не могла ему сказать, что с того самого момента, как Кай, срывая с себя повязку, бился, а потом затих под её руками, в Тави остался клочок его тепла. Обрывок мягкого облака, в котором отдавался пульс Кая.

      До этого она вполне могла сдать его в полпредство, даже несмотря на угрозы парта заявить о том, что это Айсик избил его по наводке Тави. Ещё два дня назад могла, а теперь – нет.

      И ещё. Если бы такой вопрос ей задали Риа или Айсик, Тави спокойно бы объяснила про тепло, свет и обрывок облака. А Каю не стала.

      Она вспомнила, что испытывала нечто подобное, когда однажды в детстве упала с высокого пирса в воду. Тот выкручивающий душу страх, пока Тави летела вниз, колотясь о сваи, был чем-то сродни пульсирующему напряжению, заставившему её раствориться в стуке чужого сердца. Тави пережила этот опыт, хоть и долго болела потом – падение произошло в низкий сезон, самый его пик, и вода оказалась ледяной. Но осталась жива, и даже почти забыла. Очень редко Тави просыпалась в холодном поту, когда ей снилось, как она падает в Океан.

      Так вот. Сказать Каю об оставленном обрывке облака, было то же самое, что опять упасть в бездну ледяного Океана.

      ***

      Тави пришла в мастерскую под предлогом забрать заказанную вазу, о которой она, честно говоря, благополучно забыла, и, если бы не желание кое-что узнать у Мины, так бы в свете последних событий и не вспомнила.

      Она сразу получила сосуд с вытянутой вдоль горлышка вязью грубоватых цветов и теперь мялась на пороге. Необходимая порция восторга творчеством Мины уже прозвучала (Тави почувствовала, что ещё немного и это будет уже восприниматься как издевательство), и теперь она искала предлог, чтобы остаться. Ни одна из возможных зацепок для разговора не приходила в голову, а Тави не могла прямо вот так, с бухты-барахты, спросить то, что её и в самом деле волнует. Это нужно было сделать как бы между прочим, посередине лёгкого трёпа ни о чём. Но Тави всё ещё не придумала, с чего его начать.

      Мина, как всегда, зависла над станком, вращая диск мерными толчками ноги. «Наверное, она уже не помнит, как ходить», – подумала Тави, которая никогда не видела Мину вне гончарного круга. Важик, вооружившись маленьким блестящим шпателем,