Найти виноватого. Джеффри Евгенидис

женаты?

      – Уже семь лет.

      – И она не против?

      – Ну, была не против. Сейчас я уже не уверен.

      Что сказать о его лице? Оно было открытым. Привычным к тому, что на него смотрят, в него вглядываются. Кожа имела здоровый абрикосовый оттенок. Брови цвета того же абрикоса, кустистые, словно у старого поэта. Благодаря им лицо не выглядело чересчур мальчишеским. Томасина смотрела в это лицо. Она посмотрела на него и сказала – ты принят.

      – У нас с женой двое детей. В первый раз нам долго не удавалось зачать, так что мы понимаем, каково это. Тревоги, время уходит, все такое.

      – Ваша жена, видимо, очень свободомыслящая женщина, – заметил я.

      Роланд прищурился, явно проверяя, насколько искренне я говорю, – очевидно, он не дурак. (Возможно, Томасина предварительно проверила его аттестат.) Все же он решил поверить мне.

      – Говорит, что польщена. Я-то точно польщен.

      – У нас с Томасиной был роман, – сказал я. – Мы жили вместе.

      – Правда?

      – Теперь просто дружим.

      – Хорошо, когда так.

      – Когда мы были вместе, она о детях не думала.

      – Так оно всегда и бывает. Сначала считаешь, что все еще впереди, а потом раз – а время-то вышло.

      – Видимо, тогда все было по-другому.

      Роланд взглянул на меня, не понимая, о чем я, а потом посмотрел в другой конец комнаты, улыбнулся кому-то и приподнял стакан.

      – Не сработало, – сказал он мне. – Жена хочет домой. Приятно было познакомиться, Уолли.

      Он поставил свой стакан.

      – Продолжайте пахать, – сказал я, но он то ли не услышал меня, то ли притворился, что не слышит.

      Виски уже кончился, и я взял себе еще и отправился искать Томасину. Пробился через гостиную, протиснулся через холл, оправил костюм. Несколько женщин взглянули на меня и отвернулись. Дверь спальни была закрыта, но мне захотелось ее открыть.

      Она стояла у окна, курила и глядела на улицу. Она не слышала, как я вошел, а я ничего не сказал. Просто стоял и смотрел на нее. Какое платье надеть на Праздник осеменения? Ответ: именно то, что выбрала Томасина. Оно даже не было особенно вульгарным – закрывало ее от шеи до лодыжек. Однако между этими двумя пунктами ткань была искусно украшена множеством дырочек, позволявшим видеть то кожу бедра, то гладкий таз, то белый фрагмент груди. При взгляде на платье вам приходили на ум потайные отверстия, темные каналы. Я пересчитал видимые участки кожи. Два моих сердца – одно сверху, одно снизу – тяжело стучали.

      Потом я сказал:

      – Познакомился с призовым жеребцом.

      Она повернулась ко мне и улыбнулась, хотя и не вполне убедительно:

      – Роскошный, правда?

      – Мне до сих пор кажется, что Айзек Азимов был бы лучше.

      Она подошла, и мы чмокнули друг друга в щечки. Ну то есть я чмокнул. Она скорее поцеловала воздух. Ауру моей спермы.

      – Диана говорит, что мне надо забыть про эту спринцовку и просто переспать с ним.

      – Он женат.

      – Да все они женаты. – Она сделала паузу. – Ты ж понимаешь.

      Я не подал