С радостью и любовью каждый день. Эссе. Часть первая. Владимир Буров

след, подобный

      Узору надписи надгробной

      На непонятном языке.

      Что в нем? Забытое давно

      В волненьях новых и мятежных,

      Твоей душе не даст оно

      Воспоминаний чистых, нежных.

      Но в день печали, в тишине,

      Произнеси его тоскуя;

      Скажи: есть память обо мне,

      Есть в мире сердце, где живу я.

      Я – это и есть Перевод.

      Как и не написано:

      – Слышу божественный звук умолкнувшей эллинской речи;

      Старца великого тень чую смущенной душой.

      С неправильным чтением перевода обычные боевик смотреть неинтересно. Новые тоже, но всё же лучше, как, например, был сегодня, уже в пятый или десятый раз фильм с Кевином Костнером – Три Дня на Убийство, в нем комбинация сцен настолько запутанно необычна нарочно, что смотреть приятней:

      – Какая-то реальность проступает. – Чтецам и чтицам перевода не очень-то удается передурить это кино. Также, как фильм с Джоном Траволтой и Джудом Лоу – Из Парижа с Любовью. Еще есть что-то.

      – — – — – — – — – — —

      Малахов – Барри Алибасов – Группа На-На

      Чем здесь занимается Ксения Стриж, которую помню по Валентину Кубе, где хорошо его спрашивает.

      Здесь она:

      – Наблюдает себя со стороны! – И похоже, никак не может налюбоваться.

      Да, не узнал и я. Шокирует, кажется:

      – Было лучше. – Хотя, кажется, это и не пластика, – а:

      – Вышло так оно само.

      – — – — – — – — – — —

      22.01.17

      Едим Дома – Режиссер-ша этого спектакля стала слишком много работать языком. Если его не зажарят придется прекратить этот комедиум, ибо и у самого актера много разхговорных недостатков.

      – — – — – — – — – — – —

      РС – Игорь Померанцев – Vitali Vitaliev

      Говорят, что Витали Виталиев печатался в России в начале 90-х, и до этого в таких журналах, Огонек, в Двенадцати Стальях Литературной Газеты.

      Да, это имеет какой-то смысл, но только в разговорах:

      – Между писателями, – читать Огонек невозможно, а Двенадцать Стульев Литературной Газеты – просто дешевый бред не похмелившегося вчерась ёжика, направленный специально на полную деградацию местных людей, который иногда называют:

      – Читателями этой лабуды, – во что я не верю, так как видел:

      – Сам я прошел в этом деле познания культурной действительности России дальше других:

      – Покупал Литературную Газету, иногда ее отрывал, редко прочитывал что-то, и:

      – Думал! – Думал, как можно писать то, что заведомо нечитабельно, всегда это размышления школьницы, стремящейся к вершинам культурологии социализма, что-то похожее на кружок макраме в пионерлагере.

      Огонек лучше, но читать всё равно – невозможно.

      И доказательство:

      – Я эти газеты покупал, даже выписывал, но читать не мог, а остальные, кто мог бы взять их и почитать – никогда! даже не притрагивались, как к валяющемуся осенью во дворе желтому осеннему листу, ибо:

      – Их