Пастушья сумка (сборник). Григорий Кружков

что же, друзья-иноземцы?

      Объясните мне эту муру!»

      И ему отвечали туземцы:

      «Извините, мы вас кенгуру».

      «Но тогда почему же при этом…

      Почему, почему, почему?..»

      «Кенгуру», – ему было ответом,

      «Кенгуру», – объяснили ему.

      Он тряхнул головою, подумал:

      «Может быть, я в тифозном жару?

      Что не спросишь у них – кенгуру, мол,

      Отвечают на все: «Кенгуру».

      И тогда он достал кошелечек,

      Из того кошелечка – листок,

      И свернул его ловко в кулечек,

      И стряхнул сигарету в кулек.

      И скакали безрогие лани,

      Неизвестной свободы ища.

      Терпеливые островитяне

      Обступали его, вереща.

      И стоял он в тоске и в печали

      На великом вселенском ветру,

      И туземцы ему отвечали:

      «Кенгуру, кенгуру, кенгуру».

      Левша

      Левша сковал гвоздочки для подковок

      Игрушке царской – аглицкой блохе.

      Конечно, был он преизрядно ловок,

      Но посвятил усилья чепухе.

      Дается ж людям бесполезный дар!

      Иной искусник не такое может:

      Из маковинки сделает футляр

      И внутрь пылинку-скрипочку положит.

      Бес, не иначе, помогает им,

      Чтоб искусить сопоставленьем ложным,

      И делается малое – большим,

      Великое становится возможным.

      А все масштаб. Подумай: я и ты –

      Из космоса, – и даже с самолета.

      На нашу жизнь посмотришь с высоты –

      Какая ювелирная работа!

      Вдоль опушки[1]

      Бредут вдоль опушки коровы,

      Спокойны и благообразны.

      Они как невесты Христовы,

      Отвергшие мира соблазны.

      Дождь мочит, палит ли их зноем –

      Их туши объяты покоем,

      Гуртом ли их гонят иль строем,

      Куда? – да не все ли равно им?

      Объяты их грузные туши

      Покоем; их зыбкие души

      Под синею тучкой осенней

      Витают, как пряжа паучья

      По воздуху – или созвучья

      Есенинских стихотворений.

      Бредут вдоль опушки коровы,

      К вечерней привыкшие дойке.

      Шагает за ними суровый

      Пастух в сапогах и ковбойке.

      Забыв свой характер бодучий,

      Бредут под осеннею тучей,

      Темнеющей медленно тучей,

      Стихи сочиняя на случай.

      Какой такой, в сущности, случай?

      1970

      Попутчица

      Два дрогнувших, два мягких лепестка

      Девичьих губ в морщинках нежной зыби.

      Как будто отогнулся край цветка

      Созревшего – и смялся на изгибе.

      Узнав, я принимаю до конца

      Твой каждый лепет, каждую причуду:

      Ты – белый ствол, сережки да пыльца.

      Я много раз встречал тебя повсюду.

      В июльский зной, сомлев от комарья,

      Невежей стоя в облаке соцветий,

      На

1

В древнеиндийской поэзии «корова» отождествляется со священной речью, с поэзией. В гимнах «Ригведы» «трижды семь коров источают речь-молоко», «великое слово зародилось в следе коровы», и проч. Но всё это я узнал много позже.