Мертвый город. Камилла Стен

девочки и «…воспитывать как одного из собственных детей». Там также упоминалось, как звали этих людей: «…семейство по фамилии Гримелунд».

      Они и окрестили ребенка.

      «Мы можем обрадовать вас тем, что девочке дали имя. Они назвали ее Хеленой».

      Если б семейство носило фамилию Андерссон, возможно, я никогда не нашла бы Туне. Однако сочетание «Хелена Гримелунд» достаточно необычное, и поэтому мне удалось выйти на нее. Я отправила до неприличия много писем, пока до меня наконец не дошло, что мне не удастся получить никакого ответа от Хелены. Я уже была готова сдаться. Меня начинала мучить совесть, стоило вспомнить о бабушке, и я решила, что нахожусь в тупике. Пришлось соглашаться на любые временные работы, лишь бы все закрутилось. Но рассылаемые мною резюме не давали результата. И я больше не осмеливалась заходить в социальные сети, поскольку мне начало казаться, что все мои сокурсники стремительно поднимались вверх по карьерной лестнице, перепрыгивая через ступеньки, выигрывали призы за свои короткометражки, получали работу в Париже и Лондоне и так далее, тогда как сама я занималась черт знает чем: носилась с дурацкой идеей фикс, намертво засевшей в моем мозгу…

      Но потом, когда уже потеряла всякую надежду, я увидела фотографию на «фейсбучной» странице Хелены, просматривая ее как-то вечером. Снимок оказался в самом низу, почти в конце, и его выложила не она – кто-то отметил ее на нем. Женщина самой заурядной внешности, с седыми, собранными в конский хвост волосами и натянутой улыбкой обнимала одной рукой девицу подросткового возраста.

      «Хелена и ее красавица-дочь зажигают на нашей именинной вечеринке!» – гласила надпись под фотографией.

      Девочка была отмечена как Туне Гримелунд.

      С тех пор минуло два года, но я пока так и не встретилась с матерью Туне. Мне неизвестно, как много дочь поведала ей о проекте, да я и не спрашивала. Однако из всего немногого, рассказанного Туне, и из нежелания Хелены отвечать на мои послания поняла, что она явно без восторга относится к моей попытке разобраться в случившемся в Сильверщерне.

      Да и сама Туне тоже очень долго не желала иметь никакого отношения к проекту. Наша дружба с ней – одна из самых странных историй в моей жизни. Уже с самого начала Туне объяснила, что хочет ограничить свое участие в моем детище исключительно пересказом того малого, что ей известно, но уже с нашего первого дня вместе, под дешевый кофе и предварительные разговоры, я догадалась, что при всей ее недоброжелательности в ней живет и определенное любопытство.

      Стала бы она разыгрывать его, если б ее не устраивало происходящее?

      Я не знаю.

      Точно так же мне неизвестно, одобряет ли мать Туне ее присутствие в нашей компании, а также что ее психолог думает об этом. И я не позволила себе поинтересоваться этим.

      – Попробуй поспать, – говорю ей. – Завтра ждет трудный день. И не беспокойся: никто из них не в курсе. И если ты будешь против, никто никогда и не узнает.

      Сейчас

      Дикий