Мертвый город. Камилла Стен

права, Эмми, – говорю я, пожимая плечами. – Это был не сонный паралич. Но и не призрак.

      Зеваю, закрывая рот тыльной стороной ладони. Из-за комбинации внезапного пробуждения, страха и чувства облегчения на меня снова наваливается усталость.

      – Я не утверждала, что это был призрак, – ворчит Эмми, не глядя на меня. – То, что я видела, стояло неподвижно, – говорит она, впиваясь взглядом в Роберта. – Оно не шевелилось и таращилось на нашу машину. И на меня.

      Из-за усталости я начинаю терять терпение.

      – Признайся: ты резко проснулась, увидела Туне, испугалась, приняла ее за какое-то мистическое существо и закричала. Всякое бывает… Ладно, сейчас мы пойдем и ляжем снова, завтра у нас тяжелый день…

      Лицо Эмми напоминает маску из-за падающих на него теней. У меня нет желания стоять и дожидаться, пока мы с ней поругаемся.

      Дойдя почти до самой палатки, я оборачиваюсь и бросаю через плечо:

      – Спокойной ночи.

      Не знаю, слышат ли меня Эмми и Роберт. Они по-прежнему стоят сбоку от своего фургона, еле заметные на фоне окружающей их темноты. Роберт одной рукой обнимает Эмми за плечи, и, судя по ее виду, она что-то говорит ему, шепчет так тихо, что ее слова не достигают меня. Оба они смотрят в сторону школы.

      Я отворачиваюсь от них и залезаю в палатку.

      Среда

      Сейчас

      Пробуждаюсь первой, хотя спала всего лишь несколько часов. Я всегда была ранней пташкой. Хуже всего мне приходится с похмелья – тогда уже на рассвете от сна не остается и следа, а потом я просто лежу в кровати, таращусь в потолок, мучимая жаждой и головной болью, пока не встаю и не тащусь на кухню, готовиться к долгому и тяжелому дню.

      Но сейчас всё совсем не так. Несмотря на ночные события, от избытка энергии у меня зудят ладони и ступни.

      Сегодня мы начинаем заниматься исследовательской работой.

      Я как можно тише вылезаю из спального мешка, натягиваю на себя толстый свитер, который использовала в качестве подушки, и расстегиваю молнию палатки. Воздух снаружи прохладнее спертого и нагретого теплом наших тел воздуха, составлявшего нам компанию всю ночь. Он чист и прозрачен, как свежевымытое стекло.

      Я вдыхаю его полной грудью.

      Солнце только поднялось над горизонтом, и город утопает в его красно-розовом свете – как будто зарождающийся день, принимая эстафету у ночи, хочет уничтожить все воспоминания о ней, надеть все вокруг в яркий, радующий глаз наряд. У меня сразу же возникает страстное желание взяться за камеру, пройти по улочкам Сильверщерна в одиночестве, в тишине и запечатлеть его таким, каким я вижу его в наше первое утро здесь. Нетронутым и отдыхающим. Он – нечто большее, чем ожившая фотография. Реликт из ушедшей эпохи.

      От костра на булыжниках остались лишь зола да угли. Я бросаю взгляд на заметно пострадавший от времени фасад школьного здания и силуэт церкви, возвышающейся над крышами домов. Он прекрасно смотрится на фоне виднеющегося вдалеке леса.

      У меня перехватывает дыхание.

      В ушах отдается эхом голос бабушки.

      «В последний раз я видела мою