Расстояние. Георгий Константинович Левченко

страх за мальчика, он вспоминал собственного отца, его любовь и усердие, неизменную заботу несмотря на тяжёлую работу, однако раз за разом оправдывался не столько занятостью, сколько юным возрастом Гены, тем, что тот ещё ничего не понимает, и намеревался наверстать упущенное в будущем, ведь ничто не сулило им расставания. Ребёнок часто играл один в зале на ковре, увлечённо катая по нему дорогие машинки или неумело складывая разноцветные кубики в пирамидки, которые постоянно рушились, приводя юного архитектора в досаду и недоумение. Такая примечательная мелочь: некому было показать, как следует их сложить, чтобы пирамидки не рушились, какие ещё можно строить из них конструкции и как приладить отвалившееся колёсико к машинке. Мать Гены, три года просидев с ним дома, вернулась работать в суд делопроизводителем – не ахти что, но надо же с чего-то начинать. Хоть на работе она находилась только половину дня, ребёнка всё равно пришлось отдать в детский сад.

      Дед с бабкой на первых парах тоже не тряслись над внуком денно и нощно, во-первых, потому что жили далеко, во-вторых, потому что сами перевидали столько плохого, что по сравнению с ним жизнь маленького Гены казалась им просто раем. Время от времени старики либо подолгу бывали у молодых, либо брали мальчика к себе, чем не вызывали неудовольствия у зятя, что многое говорило об их браке. Но они, скорее, старались его воспитывать, а не баловать, совершали долгие прогулки втроём в исторических местах, по бульварам, аллеям и в парках сперва на коляске, а после двух годов заставляли малыша много ходит пешком, что всегда сопровождалось капризами, слезами и заканчивалось естественным желанием более с ними не знаться, которое как рукой снимало мороженое или конфеты, коими паренька заманивали в утомительные предприятия. Тем самым дед с бабкой на всю жизнь воспитали в Гене безразличие ко всякого рода путешествиям, достопримечательностям, иного рода интересным вещам, ради которых люди отправляются в дальние страны. По всему вероятию, это оказалось прямо противоположно тому, чего те желали добиться, и ничего удивительного: человек, сызмальства ставший безразличным к месту, где он живёт, будет безразличен и к другим местам, не ожидая встретить где-либо что-нибудь особенное. Впоследствии Геннадия Аркадьевича даже летом было сложно вытянуть на море.

      Однажды во время прогулки по Воробьёвым горам с дедом (бабка осталась дома, они со Светланой в кой-то веки чем-то занимались вместе) недалеко от станции метро, когда Гене исполнилось не многим более полутора годков, он чуть не утонул, на чём сия повесть и была бы окончена. Савелий Никанорович присел на лавку покурить, оставив коляску с внуком у набережной, поскольку мальчика очень заинтересовала плещущаяся вода. Он что-то увлечённо лепетал себе под нос, смирно сидя в своём удобном транспорте в шортиках и маечке и зелёных сандалиях на босу ногу, но стоило только деду на мгновение отвернуться, как любопытство внука перешло опасную границу, послышался тихий всплеск, а старика чуть не хватил