21. Алексей Сухаров

влажной листве, дышал бы частицами кислорода, морозил бы пятки. Был бы бледен и слеп. Это лучше, чем поддаться беспощадной термообработке.

      Но уже поздно. Огонь пробирается внутрь моей головы. Мои глаза вышибает пламенем. Из моих ушей идет дым.

      Листва догорает быстро. Дольше всего сопротивляются немного влажные листья на дне могилы. От моего тела остаются лишь угли.

      9

      Посленовогодняя посиделка. Нас трое, суровая мужская компания. Мы пьем крепкий алкоголь, играем в покер и обсуждаем женщин. Телефоны были выключены или переведены на беззвучный. Классика.

      Я только-только сгреб пятый за вечер банк, как в дверь постучали. Затем позвонили. Очень настойчиво и беспокойно.

      Мы открыли. На пороге стоял Андрюха и тяжело дышал, видимо, после бега. Его лицо выражало крайнее волнение и замешательство.

      – Там это, Виталька, кажись, помер, – выговорил, наконец, он. – Одна голова из сугроба торчит. Рот перекошен, глаза навыкате…

      Мы с ребятами переглянулись, накинули куртки и крикнули Андрюхе:

      – Веди!

      В двухстах метрах от дома, где мы втроем собрались суровой мужской компанией за алкоголем, покером и обсуждением женщин, мы нашли Витальку. Всё, как описал Андрюха. Голова из сугроба торчит, рот перекошен, глаза навыкате.

      – Набирай скорую, – приказал я Андрюхе, а сам подошел ближе к голове Витальки. Когда я оказался всего в нескольких сантиметрах от безжизненной башки, тело Витальки выпрыгнуло из снега.

      Мы все, включая Андрюху с прислоненным к уху мобильником, вскрикнули от ужаса и отпрыгнули назад. Я кричал и отпрыгивал больше всех.

      Виталька стоял и покатывался со смеху.

      – Идиот! Напугал нас всех! Мы уж подумали, что ты того, коньки отбросил, – сказали мы, переводя дух после неожиданного и резкого воскрешения, казалось бы, мертвого товарища.

      Виталька не унимался:

      – Ну как, классно я вас всех разыграл, правда?

      – Да уж! Мы чуть в штаны не наложили, – признался я.

      Виталька лыбился во все тридцать два зуба, держа свою собственную голову в правой руке.

      Мы отошли-таки от испуга и засмеялись вслед за Виталькой. Наши хохочущие рты упирались в наши же ладони.

      10

      Начиналось всё довольно неплохо.

      Как будто разорвались цепи на руках и исчезло то, что сдавливало грудь; голова снова начинала работать в правильном, рациональном направлении, избавившись от кипящих в ней мыслей, полных ненависти и недовольства. Казалось, пришло так давно искомое спокойствие, свобода, а не безнадежность, сторожила меня. Снег снова стал белым, а стены домов более не давили на меня своей противоестественной желтизной; даже налепленная на них использованная жевательная резинка (те, кто цементировал ею подъезды, таким способом напоказ выставляли свое дурное воспитание) прекратила резать глаза. Ядовитые замечания по отношению к окружающим не копились теперь в кишках и не выплескивались при малейших колебаниях