Nomen mysticum («Имя тайное»). Владимир Константинович Внук

Без моего разрешения не открывать. Поставить стражу к верхним покоям. Послать за лекарем. Исполнять.

      Зала быстро опустела. Дождавшись, когда в зале осталась одна княгиня, кастелян подошёл к ней и тихо произнёс.

      – Надо послать гонца в Новогрудок за судовым старостой и земским писарем. И необходимо предупредить войта.

      Княгиня с минуту молчала, словно пытаясь вникнуть в смысл произнесённого.

      – Началось, – она сделала глубокий вдох.

      – О чём вы?

      Катажина молча замотала головой.

      Лишь самые близкие люди знали тайную слабость старой княгини – она не любила и боялась не только говорить, но и думать о смерти.

      Сорок лет назад, в разгар Хмельнитчины, от казацких и татарских сабель погиб её старший брат Марек. Затем ушёл в землю первый муж – князь Заславский, ординат Острожский. Катажина пережила и второго мужа, князя Радзивилла, ордината Несвижского и Олыкского. Единственным человеком, который помнил княгиню с молодых лет, был её родной брат, король Польский, великий князь Литовский Ян III Собесский – но тот был далеко. Одинокая, окружённая воспоминаниями о тех, кто когда-то был дорог ей, но уже ушёл в небытие, княгиня жила среди людей, принадлежащих к иному поколению и чуждых ей по духу. И с каждым уходящим днём княгиня ловила себя на мысли, что её время ушло,

      Дверь за спиной тихо скрипнула.

      – Желаю здравствовать, ясновельможная пани княгиня, желаю здравствовать, вельможный пан кастелян, – личный лекарь Катажины Абрам Гольц кланялся, держа руки у груди. – Пани позволит?

      Катажина кивнула и направилась к выходу.

      Лекарь повернул тело лицом вниз и начал осмотр.

      У самой двери княгиня Радзивилл остановилась.

      – Действуйте, пан Славута, – низким грудным голосом выдавила она. – Я буду у себя.

      Княгиня вышла.

      Славута некоторое время смотрел, как лекарь, склонившись над телом, осматривает убитую. Чтобы чем-то занять себя, кастелян взял в руки орудие убийства – шестигранный гетманский пернач. Тяжёлая рукоять венчалась навершением из шести оперений причудливой грушевидной формы, украшенных тонкой гравировкой, два из которых были испачканы кровью, а ещё одно сильно погнулось. И рукоять, и навершение были покрыты тонким слоем позолоты, которая в нескольких местах стёрлась и облезла.

      – Пан готов слушать?

      Славута отложил булаву в сторону и утвердительно кивнул.

      – Всего было три удара. Первый пришёлся в нижнюю часть затылка. Два других попали в темень.

      – Что ещё?

      – Первый удар стал смертельным. Два других нанесены уже по мёртвому телу. Либо убийца обладает недюжинной силой, либо так ненавидел покойную пани, что вложил в удар всю злобу, на которую был способен.

      – Это всё?

      – Никаких других ран. Нет ни порезов, ни ссадин. Убийца просто подошёл и ударил.

      Славута взял свечу и нагнулся к убитой. Лекарь, приподняв голову покойницы, показал