Васёк Трубачёв и его товарищи. Валентина Осеева

пришла Таня. В последнее время Васёк редко видел ее и особенно обрадовался теперь, чувствуя себя одиноким и несчастным.

      – Таня, ты где все пропадаешь? – спросил он, поглаживая глиняного петуха. – Я тебя совсем не вижу.

      – Да у меня дела теперь сверх головы. Меня, Васёк, в комсомол принимают! – с гордостью сказала Таня, показывая на толстую книгу в коленкоровом переплете. – Вот, учусь! И работаю. Ведь это заслужить надо.

      – А я еще пионер только, – со вздохом сказал Васёк и сразу подумал: «А вдруг Митя узнает про то, что в классе было? Или учитель?»

      Сердце его сжалось, и к щекам опять прилила краска.

      – Ты что? – спросила Таня.

      – Ничего. Спать захотел, – сказал Васёк.

      – Да посиди, рано еще… Что отец пишет?

      – Пишет – задерживается… Я пойду, – устало сказал Васёк.

      Ему и правда захотелось спать. Он лег, но сон не приходил долго. На душе было одиноко и тоскливо.

      Васёк вспомнил Одинцова и грустно улыбнулся:

      «Один товарищ у меня остался… Один друг, а было два… Эх, из-за куска мела!»

      Он приподнялся на локте.

      «А куда же этот проклятый мел делся? Ведь я же сам клал его, длинный, тонкий кусочек. Куда же он делся? Надо было поискать хорошенько, найти, доказать, может, он лежал в уголке где-нибудь…»

      Васёк пожалел, что не сделал этого сразу, а в раздражении ушел из класса.

* * *

      Утром Васёк долго валялся в кровати, лениво делал зарядку. Он не торопился: день перед ним вставал хмурый и неприятный. В первый раз не хотелось идти в школу.

      «Теперь, наверно, все на меня глазеть будут, как на зверя какого-нибудь…»

      Не хотелось видеть Сашу, Малютина, и перед остальными ребятами было стыдно и нехорошо.

      «А что такое? Фью! Больше бояться меня будут! Никто не полезет ко мне!» – хорохорился он наедине с собой, пытаясь заглушить чувство стыда и беспокойства.

      Входя в класс, он сделал равнодушное лицо и как ни в чем не бывало направился к своей парте, хотя сразу заметил, что ребята его ждали и говорили о нем. Ему даже показалось, что из какого-то угла донесся шепот:

      – …А еще председатель совета отряда…

      На самом деле слова эти никем не были сказаны, Ваську это только показалось. Но он насторожился и, небрежно обернувшись к классу, посмотрел на ребят дерзким, вызывающим взглядом.

      Саша Булгаков, который сидел впереди, ни разу не обернулся с тех пор, как Трубачёв вошел в класс. На его круглом открытом лице было вчерашнее упрямое выражение, в глазах – мрачная, застоявшаяся обида.

      Васёк, чтобы показать, что он совершенно не интересуется Сашей, небрежно развалился на парте и, стараясь не смотреть на стриженый затылок товарища, неудобно и напряженно повернул голову и смотрел вбок.

      Малютин спокойно сидел рядом с ним. Он не чувствовал ни страха, ни унижения, ни обиды, как будто не его, как котенка, швырнул вчера Трубачёв на глазах всего класса. Малютин страдал за Васька. Васёк Трубачёв в его глазах всегда был честным, смелым