Тридцатая любовь Марины. Владимир Сорокин

я, маленькая, что ли…

      – Молодец. Ты проходи к Вере, тут угарно…

      Шесть часов наступили быстро.

      – Ну вот, – яростно шепнула Марине Вера, с грудой подарков выходя из весело болтающего коридора, – сеструху свою притащила.

      – И что?

      – Да ничего, старуха ведь…

      – А сколько ей?

      – Двадцать три…

      – Кошмар…

      Когда вошла ОНА, Марине вдруг стало зябко и весело.

      Глаза их встретились, улыбка сошла с красивого лица Марии, черные дуги бровей дрогнули:

      – Аааа… это наша знаменитая пианистка?

      – Очень знаменитая, – смеясь, пробормотала Марина.

      – Мария, – она подошла ближе, и мягкие пальцы крепко сомкнулись вокруг Марининых.

      – Марина.

      – Какие у тебя красивые подружки, Вер.

      – А я что, некрасивая? – хихикнула Вера.

      – И ты тоже…

      Она была худая, как и Марина, но тело отличалось большей неподвижностью, движения его длились плавно и размеренно.

      – Можно мне здесь?

      – Конечно.

      Мария села напротив Марины, и время окостенело, комната, стол, лица девчонок – все стягивалось к этим черным пристальным глазам, к красивому, слегка надменному рту…

      Марина не понимала, что с ней происходит.

      Выпили сидра, пришли мальчишки, принесли сухого. Выпили невкусного сухого.

      Уплыла Веркина мать, стемнело, кто-то завел Дина Рида, кто-то плюхнул в Маринину тарелку огромный клин торта, кто-то, дурачась, заговорил голосом Райкина, а пристальные глаза все смотрели, смотрели, словно нанизывали на два черных луча.

      – Ты давно играешь? – спросила она сквозь хриплый голос Дина Рида.

      – С детства, – улыбнулась Марина, разглядывая ее индейское лицо, обрамленное прямыми блестящими волосами.

      – Нравится музыка?

      – Конечно.

      – А что больше?

      – Бах и Шопен.

      Мария кивнула и положила в рот кусочек печенья. К торту она не притронулась.

      – А я тебя у Тани никогда не видела. Даже и не знала, что у нее такая взрослая сестра.

      – Правильно. Я тут не живу. Так, приезжаю иногда…

      Ее руки изящно ломали печенье:

      – Ты с родителями живешь?

      – С бабушкой. Но она щас уехала. К маме. В Ленинград.

      Рука с печеньем остановилась на полдороге к губам:

      – Как же она тебя оставила?

      – А что такого. Я не маленькая.

      – Справляешься?

      – А чего там. Я все умею.

      – Молодец. Я вот до сих пор готовить не научусь.

      – Почему?

      – Муж избаловал.

      – Он хорошо готовит?

      – Да. Лучше любой бабы.

      – Ты давно замужем?

      – Три года.

      – Хорошо быть замужней?

      Мария усмехнулась, лениво потягиваясь:

      – Ничего хорошего.

      – Почему?

      Мария неторопливо подняла из-за стола свое гибкое тело:

      – Когда выйдешь замуж – поймешь. Пошли покурим на лестницу…

      Марина двинулась за ней.

      – Куда это вы? – спросила пунцовая от смеха