Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу. Юлиан Семенов

здесь ляд, любезнейший?

      – Простите?

      – Я говорю: какого черта вы сюда приехали? Я ненавижу все связанное с Европой. Милюкову ручки жмут, Савинкова-цареубийцу лобызают. Нет белого цвета, остался один желтый, на него и надежда.

      – Генерал, я прибыл только для того, чтобы координировать план общего выступления.

      – А мне на ваш план плевать. У меня свой.

      – Отличный от того, который мы готовили в Париже?

      – Отличный, батенька, отличный.

      – Что мне передать в Париж?

      – Послушайте, Сомов, в человеках я чту только одно – наличие у них детскости, пусть анфан тэррибль, только бы анфан. Так вот, детишки наиболее распространенным жестом своим считают фигу.

      И Унгерн показал Сомову кукиш.

      – Генерал, вы прикажете мне вернуться в Париж?

      – А это как хотите. – И Унгерн крикнул: – Доктора мне!

      Пошел за ширму. Скрипнула кровать. Бросил на ширму рубаху, галифе.

      В юрту вошел доктор. Унгерн из-за ширмы сказал:

      – Знакомьтесь, Сомов. Доктор Баурих.

      Доктор и Сомов обменялись рукопожатием. Доктор с саквояжем зашел за ширму, и оттуда раздался громкий шепот Унгерна:

      – В левую колите, в левую.

      В юрту вбежал казак:

      – Ваше превосходительство, от Ванданева гонец. Семь кордонов хунхузов прошли, сегодня ночью будут воровать императора ихнего.

      – Где они стоят? – спросил Унгерн из-за ширмы.

      – У Черного дуба.

      – Скажите Ванданову, что завтра утром император должен быть здесь. Без императора мы не можем начинать штурм Урги.

      Посыльный выбежал из юрты. Следом за ним, пожав плечами, вышел Сомов. Он сел на маленькую скамеечку возле юрты, закурил, наблюдая за тем, как казаки кончали разгружать машины с оружием.

      Из юрты вышел доктор, посмотрел на растерянного Сомова и спросил:

      – Возвращаетесь в Париж? Завидую.

      Сомов поглядел на доктора, спросил:

      – Что вы желтый такой?

      – Малярия треплет, помирать пора.

      – Странно, – сказал Сомов, – я не знаю больших пессимистов, чем доктора, врачеватели людских недугов. Боже мой – помирать пора!

      Сомов достал блокнот и записал:

      «Барон составил новый план выступления против Советов. Миссия моя пока проваливается. Но в интересах общего дела придется задержаться, с тем чтобы выполнить ваше задание по координации общих выступлений против Кремля. Постараюсь в ближайшее время дать о себе как-нибудь знать.

      Сомов».

      Он спрятал эту записку в конверт и написал адрес: «Париж, рю де Ришелье, 17, Простынкину. Срочная телеграмма» – и протянул шоферу вместе с деньгами.

      – Немедленно отправить из Харбина.

      – Слушаюсь, ваше высокоблагородие.

      ВЕЧЕР. Юрта близ черного, разбитого молнией дуба.

      Старик монгол сидит возле люльки, укачивая ребенка. Ванданов – сейчас в халате без погон, в лисьей шапке, надвинутой на глаза, – мечется из края в край юрты, то и дело поглядывая на часы.

      Старик напевает внуку:

      Назови мне трех