Чувства и вещи. Евгений Михайлович Богат

лепными потолками стояли у стен застекленные книжные шкафы…

      Но все это я увидел, рассмотрел потом. Потому что первым моим впечатлением была, конечно, она, юная хозяйка старой берлоги. Поначалу, когда она мне открыла, показалось, что это сестра или даже дочь женщины, с которой я говорил по телефону. Она выглядела совсем девочкой, даже обручальное кольцо казалось надетым из озорства, для подражания матери или старшей сестре.

      На столе в беспорядке лежали дореволюционные журналы; рядом с широко известными – «Русской мыслью» или «Северным вестником», «Миром Божьим» – были и малоизвестные – «София», «Голос минувшего», – и совершенно забытые, вроде «Масок» и «Заветов». Лежал даже журнал «Гермес» – вестник античного мира, издававшийся некогда крохотным тиражом для учителей классических гимназий. И тут же, на этом столе, редчайшее издание, мечта книголюба – «Старый Петербург» М.Пыляева.

      Я на минуту забыл обо всем – о женщине-девочке, о цели моего визита и хитроумной тактике, стихийно родившейся в телефонном разговоре, начал рассматривать, листать.

      Потом подошел к шкафам. Взгляд мой, достаточно натренированный, выхватывал то «Иллюстрированную историю Петра Великого», то «Иллюстрированную историю Екатерины II», то романы Дюма в издании Сойкина, то том того же Пыляева «Старая Москва», то фундаментальное сочинение «Русская портретная галерея: собрание портретов замечательных русских людей»…

      Я доставал с полки, листал, рылся, опять листал. И не мог оторваться. Вот «Иллюстрированная история искусств» Любке. Вот «Петербургские трущобы» Крестовского. Вот «Месяцеслов в стихах» Симеона Полоцкого. Вот…

      – Роскошная библиотека, – вырвалось у меня. – Настоящее сокровище!

      Я посмотрел на хозяйку. Она молчала с серьезным лицом, как девочка, которой учитель у доски задал, написав крошащимся мелом на доске, непосильную задачу по алгебре или геометрии. Потом наморщила лоб, сжала губы, о чем-то задумавшись, и на лице вдруг явственно выступил ее возраст – лет двадцать пять.

      – Вы полагаете, это хорошая библиотека, даже роскошная? – спросила наконец, как бы желая окончательно удостовериться в искренности моего изумления.

      – По-моему, замечательная, – ответил я. – У вас есть раритеты…

      – Ра-ри?.. – потешно удивилась она и стала опять похожа на девочку-школьницу.

      – То есть, – объяснил я, – издания, ставшие совершенной редкостью. Раритеты…

      – А! – Она задумалась. – Гм!.. – И вдруг оживилась: – А лично вы что бы отдали за эту библиотеку?

      – Эти книги цены не имеют, – ответил я ей. – За них можно отдать только книги, тоже бесценные.

      – Только книги? – переспросила она и остро полюбопытствовала – А ваша библиотека хуже?

      – У меня тоже есть редкие издания, но этих, к сожалению, нет.

      Я достал с полки толстый ветхий том и ахнул: «Дополнения к истории масонства» академика Пекарского, вышедшие в середине XIX века тиражом… 50 экз. Руки мои выразили величайшее почтение, я не держал в них этот том, я его лелеял, и это не укрылось