Противостояние. Юлиан Семенов

супругу величают, вы меня не представили.

      – Она знает, как вас зовут, у всех сейчас на языке. А она – Ирина Георгиевна…

      – Врач?

      Жуков улыбнулся:

      – Учительница. Замечали, у большинства сыщиков жены врачи или учителя?

      Когда вернулись из ванной, Ирина Георгиевна уже разлила борщ по тарелкам, поставила на стол пирожки и горячую картошку, присыпанную луком.

      – По рюмочке выпьете? – спросила она.

      – Нет, – ответил Жуков, – в сон потянет, а у нас работы невпроворот.

      – А ты чего за гостя говоришь? – сказала женщина. – Мильтон, одно слово!

      Костенко рассмеялся:

      – Ирина Георгиевна, второй мильтон тоже, увы, откажется – работы действительно много.

      – Наше дело предложить, – сказала она. – Угощайтесь, пожалуйста.

      – Борщ отменный, – сказал Костенко, – как украинец свидетельствую.

      – Будто у нас борща не варят, – заметил Жуков. – Было б мяса поболее да сала, русские борщ вкуснее сделают…

      – Тебе б все спорить, Леня…

      «А я и не знал, что его зовут Леня, – отметил Костенко. – Бурею помаленьку».

      – Еще подлить, Владислав Николаевич?

      – С удовольствием. Вы, простите, что преподаете? Литературу?

      – Нет. Математику.

      – Всегда боялся математики, – вздохнул Костенко. – До сих пор страшные сны снятся – будто завтра надо сдавать тригонометрию, а я ее ни в зуб ногой.

      – Сейчас программа невероятно усложнилась, мне ребят жаль…

      – Ты себя лучше пожалей, – сказал Жуков и пояснил гостю: – До трех часов ночи готовится к уроку…

      – Ну уж и до трех… А вообще, мне кажется, зря мы так жмем ребят… У меня, знаете, мальчик есть в девятом «А», Коля Лазарев: и в самодеятельности талантливый, и стихи прекрасные пишет, а в математике тоже, как вы, слаб. Вот мне и кажется, надо бы специализацию вводить смелее, больше прав давать ребятам – еще в начальной школе выявлять себя, а то мы их стрижем под одну гребенку…

      – А может, разумно это? Хоть и жестоко, слов нет, – задумчиво, словно бы себя спрашивая, откликнулся Костенко. – Мы хотим – причем всем, везде и во всем – наибольшего благоприятствия. И поэтому растим безмускульное поколение. Уповаем на мечтание, надеемся на помощь со стороны. Словом, ежели этот ваш Коля Лазарев – сильный, то выбьется; учителя помогут, да и потом, районо вам второгодника не простит, перетащите в следующий класс, на экзамене подскажете, шпаргалку не заметите… Если только он не развлекается, а действительно пишет стихи, то есть работает свое дело до кровавого пота, – непременно выбьется.

      – Про безмускульность верно, – осторожно согласился Жуков. – Но и тому, чтобы поколение умело наращивать мускулы, надо помогать. Вот я из деревни родом, да? Так я еще мальчишкой застал время, когда с дедом на базар ездил, сливы продавал – доволен был, за прилавком стоял, зарабатывал! А теперь? Считается, что, мол, детям зарабатывать ни к чему. Неверно это, баловнями растут, на родительских шеях сидят. Надо б сказать громко и открыто: «Валяйте!»