Белый бунт. Сергей Ермолов

как ребенок к новой игрушке. Стоя на коленях, поцеловала меня в шею, и ее соски скользнули по моей коже. Мне казалось, что я так счастлив, что уже не способен почувствовать свое счастье. Почувствовал, как мурашки пробежали по спине, когда я назвал ее по имени. Я поднял глаза и сердце сжалось от нерешительности и внезапной робости, которые были мне непонятны. Наташа обхватила меня руками за шею совсем так, как делала это в моем воображении.

      У нее были очень мягкие губы. Мне нравилось быть искренним с собой. Разве любовь может быть другой?

      – Говори, что угодно, – шептала Наташа.

      Каждой женщине необходима ложь.

      – Все хорошо? Тебе хорошо? – ей хотелось непременно по-разному.

      Спокойная уверенная рука Наташи легла мне на затылок и удерживала меня в неподвижности, пока не унялась моя дрожь. Самого себя я удивлял больше, чем удивлял ее. Я не шевелился и закрыл глаза. Мне казалось, что мое сердце перестало биться. Наташа лучше меня знала, что мне необходимо.

      – Мне никогда не нравились мужчины, которые знают о себе только то, что им хочется знать.

      – Обожаю тебя.

      – Да, обожай. Я знала, что ты обрадуешься, котенок. Я не знаю большей лжи, чем миф о стремлении женщины к порядочности. Интересно, что ты теперь обо мне подумаешь.

      – Мне не пришлось тратить много времени на уговоры, – эта мысль испугала меня, и я начал оправдываться, но Наташа прервала меня:

      – Ты прав, солнышко.

      Я не шевелился. Только почувствовал, что не могу не улыбнуться: губы сами раздвинулись в улыбке.

      – Тебе удобно? – спросила Наташа.

      Я догадывался, что она притворяется и не притворяется одновременно. Я хотел, чтобы ее слова были правдой.

      – Мне хочется знать, как ты ко мне относишься, – я не знал, какие чувства вызовут мои слова у Наташи.

      – Мне с тобой хорошо. С тобой легко. Ты делаешь меня счастливее. Ты больше заботишься обо мне, чем о себе. Обычно я избегаю непонятного в отношениях с мужчинами.

      Потом она заговорила с усилием, словно каждое слово должно было преодолеть какое-то внутреннее препятствие:

      – Не трогай меня. Не надо. Ты все испортишь.

      «Хватит», сказал я себе. «Ты становишься смешным». Правильнее не вспоминать о своих неудачах.

      – Ты сердишься? – Наташа улыбнулась.

      – Очень. Я стараюсь.

      – Теперь улыбнись.

      – Я люблю тебя, – мне стало легче оттого, что я выговорил эти слова. Я должен был их сказать. Затем и искал ее, чтобы сказать ей эти слова.

      – Никогда не нужно ничего объяснять. Не надо, не целуй меня.

      Наташа сидела, потянув колени к груди, уткнувшись в них лицом. Она казалась совсем маленькой. Сидела загадочная, почти незнакомая. Невозможно быть довольным женщиной всегда.

      – Ты эгоист, – проговорила она.

      – Все мужчины – эгоисты.

      – Но не все мужчины так снисходительны к себе. Ты не мог бы меня обнять? Только очень крепко. Изо всех сил.

      – Обнять?

      – Да. Пожалуйста.

      Я не сопротивлялся.