Черное колесо. Часть 1. История двух семеек. Генрих Эрлих

Ну и что с того? Как любила говорить Анна Ивановна: «Красота – дело наживное», – или в развёрнутой форме: «Если девушка некрасива в шестнадцать лет – это её беда, если женщина некрасива в сорок – это её вина». Кажется доброй… Добрая – значит, дура. Простим Анне Ивановну эту резкость, ею она скрывала один свой давно созревший и, добавим от себя, далеко не однозначный вывод, что с Гарри нужна не доброта, а твёрдость. Да, в женщине важнее всего порода, воспитание и образование, ничего этого Анна Ивановна в своей невестке не наблюдала, оттого и горевала.

      В письмах сыну Анна Ивановна была предельно корректна, но, видно, её недовольство каким-то образом передалось на расстояние, и, несмотря на многочисленные и настойчивые приглашения, молодые не спешили приехать в Куйбышев. Каждый раз находились надуманные, неубедительные для Анны Ивановны отговорки: то осенью вдруг наступила такая распутица, что передвигаться можно только на тракторе, да и то не дальше ближайшего магазина; то вдруг такие морозы завернули, что у лошадей на ходу хвосты обламываются, куда уж тут с малым дитём ехать; а по весне Иртыш разлился так, что берегов не видно, все мосты посносило, ни машины, ни поезда не ходят. А там и поле подоспело, теперь уж всё откладывалось до поздней осени, а вернее, до зимы.

      Зимой Анна Ивановна не выдержала и засобиралась в дорогу. Нам, нынешним, не понять величия её подвига, вполне сопоставимого с прославленным Некрасовым путешествием жён декабристов на Нерчинские рудники. Скорость передвижения по российским дорогам с тех давних времён, конечно, несколько выросла, но за счёт потерь в комфорте. Карета не идёт ни в какое сравнение с плацкартным купе поезда, заполненным по столыпинским нормам, а фирменные для каждой станции или постоялого двора расстегаи, уха, всякие селянки и ботвиньи, гораздо лучше помогали скрасить тяготы путешествия, чем кипяток из титана. Впрочем, не будем преувеличивать заслуг Анны Ивановны. В её время и в той стране такие подвиги совершались постоянно и повсеместно, сами власти, изумлённые живучестью народа, признали это чеканным языком плаката: «Подвиг – норма жизни!»

      Слабо знакомая с географией и реалиями жизни вне крупного индустриального города, Анна Ивановна несколько легкомысленно отнеслась к инструкциям сына относительно её путешествия: «Доезжаешь до города К., там немного подождёшь и сядешь в местный поезд до М., там недалеко ехать, а уж в М. я тебя встречу». Все четыре дня пути до города К. Анна Ивановна представляла себе, как она выходит на перрон бывшего губернского города, переходит на другую платформу, садится в маленький «дачный» поезд, влекомый весело пыхтящим паровозиком, или, на крайний случай, в пригородную электричку, и через час-другой приезжает в бывший уездный город М., искрящийся инеем на резных коньках домов. На перроне её ожидает с цветами дорогой Володюшка-Рихардик-Гарри, в элегантном пальто и шляпе, как на последней присланной им фотографии. Они обнимаются, целуются и неспешно идут, непременно под ручку, к дому, где живет