Черное колесо. Часть 1. История двух семеек. Генрих Эрлих

же Сардановского) и в выходной рубашке, некогда белой, но ещё ни разу не надёванной после последней стирки.

      – За вещами, значит, к поварихе поехал? – едва сдерживая смех, спросил Сардановский, когда Гарри подошел к столу за букетом.

      – Эх, не романтический вы человек, Иван Никифорович! – вскричал Гарри, устремляясь на берег, к лодке.

      Тут уж все отпустили вожжи, отсмеялись всласть, до слёз и со всхлипами. Гарри – и галстук! Тут уж всё ясно – «удар молнии». Даже для тех, кто не испытал, но наслышан. Тут уж только порадоваться за человека или позавидовать. И смех в спину Гарри несся весёлый, радостный, добрый.

      А Гарри летел на лодке по Иртышу, благо, вниз по течению, и уже представлял себя там, на подворье Вергуновых. Хоть и «поражённый молнией», а успел заметить, что подворье задами выходит на берег, а там мостки, где бабы бельё стирают, к ним и пристать на лодке – в этом была часть плана.

      Машенька же, отсмеявшись после стремительного исчезновения Гарри, повесила сушиться остатки белья и вернулась обратно в дом.

      – Кто приходил-то? – спросила её мать. – Вроде калитка стукнула.

      – Да из партии, за вещами.

      – А что ж не забрал? – опять поинтересовалась мать, кивнув на стоявшие у дверей чемоданчик и небольшую полотняную сумку.

      – Да так, – ответила Машенька и опять рассмеялась, поводя головой из стороны в сторону.

      – Молодой? – подозрительно спросила мать, безошибочно определив причину смеха.

      – Молодой.

      – Красивый? – продолжался допрос.

      – Красивый, – ответила Машенька, продолжая улыбаться, – смешной, однако.

      Мать внимательно посмотрела на неё и тихо сказала: «Ну, дай Бог!» – неожиданностью вывода заставив Машеньку покраснеть.

      – Да о чём вы, мама, право! – воскликнула Машенька в смущении.

      Ответа не последовало. Машенька быстро прибралась в своем закутке, гораздо дольше просидела перед зеркальцем, причёсываясь, а больше рассматривая свое лицо, стараясь что-то разглядеть в нём и в то же время ничего не видя, уносясь мыслями в неопределимые дали, потом встряхнулась, надела свое лучшее, впрочем, единственное приличное платье и вышла в переднюю часть избы.

      – Куда это ты так вырядилась? – удивлённо спросила мать, возившаяся у печки.

      – Сейчас за вещами придут, сказали, чтобы ждала, они мигом. Я во дворе и подожду, – рассеянно ответила Машенька.

      – Так ведь завтра отправляетесь, куда ж сегодня? – опять удивилась мать.

      – Да, завтра, с утра, – просто подтвердила Машенька, надела туфли, взяла чемоданчик и сумку и уже на пороге сеней добавила, – я ещё вернусь сегодня к вечеру.

      – Как хоть зовут-то? – крикнула ей вслед мать.

      – А я и не знаю, – пожала плечами Машенька и вышла из дома.

      – Хорошенькое дело, однако! – воскликнула Настасьюшка, впрочем, без всякого возмущения.

      Долго ли сидела Машенька на лавке во дворе рядом с вещами, она и сама не знала, но когда услышала стук лодочного мотора