Анастасия. Загадка великой княжны. Питер Курт

их сорвали, это было ужасно для папа». – Глаза ее наполнились слезами. (Анастасия имела в виду погоны.)

      “Вас привезли в Екатеринбург прямо из Царского?”

      “Нет, сначала мы были в другом месте, я не помню, как называется…” Она трет себе лоб, хочет что-то сказать, затем умолкает.

      “Всё пропало, я не помню названия, я его знала раньше”, – говорит она в отчаянии.

      “Оставьте, Анастасия, это неважно”.

      “Тобольск!” – произносит она вдруг, выпрямившись в кресле и глядя на меня, как ожидающий похвалы ребенок».

      «Как ребенок» – эти слова вновь и вновь повторяются в записках Гарриет фон Ратлеф. Ее приятельница, впервые увидевшая Анастасию на ногах в больнице Св. Марии, вспоминает: «Я поразилась, увидев, какая она крошка!» Это не было заметно, когда люди видели Анастасию лежащей на подушках, с одеялом до подбородка, прикрывающую рот рукой, чтобы скрыть нехватку зубов. «Папа был тоже небольшого роста». Собравшись с силами, она поднялась на ноги, доказав, что осанка у нее от папа. Фрау фон Ратлеф никогда не видела такой изящной позы. «Я истинная дочь солдата, – заметила с гордостью Анастасия, – и такой останусь. Папа был самым лучшим, самым храбрым солдатом». Он называл ее «малышка», и в записках и переписке фрау фон Ратлеф Анастасия снова стала die Kleine — «малышка».

      «Мама меня тоже как-то называла, – продолжала Анастасия. – Какое-то забавное слово. Ребенком я была толстая. Вот она меня так и прозвала».

      «А как?»

      «Не помню… Это слово значило, что я толстая».

      Толстой ее больше никто бы не назвал. При росте около 160 сантиметров Анастасия весила теперь около 36 килограммов. Но все-таки она как-то умудрялась доминировать везде, где бы ни появлялась. Одно ее физическое присутствие уже давало себя чувствовать. Во-первых, характерные нервные жесты – постоянно потирать рукой лоб, ерошить волосы, скручивать в узелки носовой платок. Ее также отличала некоторая нарочитость речи и движений, напоминавшая одной из ее знакомых «молодого оленя, готового вас боднуть». Обращала на себя внимание ее манера сидеть. Одна нога у нее всегда немного позади другой, обычно левая за правой, и сидит она всегда слегка наклонившись вперед.

      Слушание превращалось у нее в активный процесс. На лице у нее появлялось сосредоточенное выражение, до смешного серьезное, а когда сама она начинала говорить, голос ее звучал как внезапный удар. Говорила Анастасия короткими, четкими, часто отрывистыми предложениями. Со словами она обращалась произвольно, совершенно пренебрегая правилами грамматики. Голос ее, временами высокий и даже пронзительный, вдруг становился хрипловатым и мягким. Движения соответствовали ее звуковому диапазону. Она не шла по комнате, а летела. Она быстро оглядывалась по сторонам, потом подбородок ее резко опускался, и она удалялась «мелкими поспешными шажками, всем телом устремлялась вперед».

      При всем этом она сохраняла неизгладимое изящество и скупость жестов, отмечавшиеся всеми, кто встречался с ней. Все упоминают ее «несколько надменную грацию», «прелестную шею» и «аристократические руки с тонкими