Холодные звезды (сборник). Сергей Лукьяненко

сказала Катти. – Вы обязаны были это сделать. Настоять на ином наказании. Или… или скрыть случившееся.

      – Ты меня обвиняешь? – растерянно спросил я. Или – уже не я? Наставник Пер, обжившийся во мне? Наставник Пер, готовый бить геометров их же оружием, воспитывать пятую колонну в снежных пустынях, лгать и поучать – ради благих целей?

      – Да, – спокойно ответила Катти. – Обвиняю, Наставник. И могу это повторить в Мировом Совете.

      Нет, этот мир совсем не безнадежен. Он даже не статичен. Он несется под уклон, но я стою сейчас на пути. И взлет его, и падение – для меня лишь равнина. Только – протянуть руку и толкнуть.

      Какое сладкое искушение – на миг поверить в себя!

      – У Никки были стихи, – тихо сказала Катти. – Давным-давно он читал их мне. Знаете, он словно чувствовал, что с ним случится… такая беда…

      Я молчал, я не перебивал ее. Она пришла сюда не обвинять Наставника Пера, не просить его походатайствовать за затерявшегося в снегах и почти наверняка мертвого Никки Римера. Ей нужен был кто-то, с кем можно поговорить о Никки.

      А Таг и Ган ее не устраивали. Может быть, тем, что сумели заломить мне руки за спину?

      Все воспоминания мои скатаны

      в большой золотой шар

      шар покатился по коридору…

      – задумчиво произнесла Катти.

      И я, спрятанный в теле Наставника Пера, вздрогнул, вспоминая стихи Ника.

      Странные стихи о человеке, который всего-то хотел – войти в дверь, не зная, что за ней поджидает чужая память.

      Но шар ему в голову вбил воспоминания

      что были моими

      и он назвался моей фамилией вместо

      своей войдя в дверь

      и теперь

      я хоть недолго могу быть спокоен.

      Ник-Ник-Никки… мальчик чужой, далекой Земли, такой похожей Земли… Нам суждено было встретиться – пусть ты был уже мертв в миг нашей встречи. И все-таки ты во мне, и ты еще немного жив. В отличие от Наставника Пера, после которого не останется ничего.

      Ты будешь жив, пока живу я. И может быть, впервые в жизни будешь спокоен. Хоть недолго.

      А Катти читала стихи дальше, легко, не напрягаясь, она помнила их наизусть, и я сжался, ибо знал, что она скажет дальше:

      Мои воспоминания стали его

      я же не помню сейчас ничего

      а он побежал поплакать на могилку

      дедушки моего

      присяжного укротителя диких зверей

      который был может не лучшим

      но и не худшим из людей…

      – Он был хороший поэт, – сказал я. – Он был настоящий поэт, Катти.

      – Я могу продолжить, – сказала Катти.

      Я тоже это мог. И продолжил:

      А память

      из чего она состоит

      как она выглядит

      и какой потом обретает вид

      эта память…

      – Я не знала, что Никки читал вам эти стихи, Наставник Пер, – задумчиво и словно бы даже с неловкостью сказала Катти. – Он ведь написал их три месяца назад. Наставник, неужели вы знали, что Ник продолжал писать стихи? Наставник?

      Я