Сердце Арронтара. Две судьбы. Ника Соболева

жабой.

      Я не знала, что такое родительская ласка, но почему-то распознала её совершенно безошибочно, когда император вдруг положил свои руки мне на плечи.

      – Он обнимал тебя, Рональда? Хоть раз в жизни?

      Я сразу поняла, о ком спрашивает Эдигор.

      – Нет.

      Вздох.

      А потом я впервые в жизни оказалась в крепких отцовских объятиях. Обернулась, спрятала лицо у него на груди, как много раз хотела сделать в детстве, сжала в кулаки ткань рубашки и закрыла глаза.

      Крошечная слезинка выкатилась из уголка глаза и упала на одежду его величества.

      – Я не думала, что вы такой… – прошептала я, уткнувшись носом в грудь Эдигора. – Когда я представляла себе императора, то всегда думала о ком-то важном и чванливом, уверенном в собственном превосходстве… А вы такой… замечательный.

      Он негромко рассмеялся.

      – Спасибо, Рональда.

      – Зачем вы это делаете? – я подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Почему вы так относитесь ко мне?

      Когда Эдигор отвечал на мой вопрос, глаза его были серьёзными.

      – Потому что я очень хорошо знаю, что это такое – жить без родительской любви. Рональда… конечно, я не смогу заменить тебе отца в полном смысле этого слова, ведь ты уже взрослая девушка, но если тебе будет нужна моя помощь и поддержка – приходи не колеблясь.

      Как странно. Я, жаба-Рональда, стою на крыше рядом с императором, и он предлагает мне свою поддержку. Он готов принять меня такой, какая я есть, в отличие от…

      Ох, калихари… Отец… Мама, Сильви, Джерард… Почему же вы не смогли этого сделать?

      – Приду, – прошептала я, вновь утыкаясь носом в рубашку Эдигора и закрывая глаза.

      – Расскажи мне всё, – сказал он тихо, гладя меня по волосам. – Если хочешь. С самого начала.

      И я рассказала. Впервые в жизни. Абсолютно всё.

      Про родителей и брата, про любовь к Нарро, про встречу с Грэем… Даже про Дэйна.

      Я не знаю, сколько мы пробыли там, на крыше императорского дворца. Устав стоять, Эдигор сел и пристроил меня рядом с собой, а я, по-прежнему прижимаясь к его груди, всё говорила, говорила, говорила…

      Сам император почти всё время молчал, просто слушал. Но мне иного и не было нужно… Главное – он держал меня за руку.

      А когда я закончила, обнял и дал выплакаться.

      ***

      – Ты очень сильная, Рональда.

      – Нет-нет… Видите, как я плачу? Разве так бывает с сильными?

      – Всё бывает. А ты просто не веришь в собственную силу. Именно поэтому ты так долго не могла превратиться в волчицу – не верила в себя.

      – Потому что меня не любили.

      – Возможно. А может, ты просто не замечала. В любом случае, я говорю о твоей любви к самой себе. Ты презирала саму себя, хотя на самом деле ничто не мешало тебе себя полюбить.

      – Полюбить?.. Такую страшную, толстую жабу?..

      Он прижал палец к моим губам и покачал головой.

      – Это неважно. Какая бы ты ни была, ты – это ты. И пока ты не научишься любить себя, счастливой не станешь.

      – Но