Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Том 1. Сборник

аллее, как наехал на Льва Николаевича, распоряжающегося вытягиванием невода во всю ширину пруда и, очевидно, принимающего всевозможные меры, чтобы караси не ускользнули, прячась в ил и пробегая мимо крыльев невода, невзирая на яростное щелканье веревками и даже оглоблями.

      – Ах, как я рад! – воскликнул он, очевидно, деля свое внимание между мною и карасями. – Мы вот сию минуту! Иван! Иван! круче заходи левым крылом! Соня! Ты видела Афанасия Афанасьевича?

      Но замечание это явно опоздало, так как вся в белом графиня давно уже подбежала ко мне по аллее и тем же бегом с огромною связкой тяжелых амбарных ключей на поясе, невзирая на крайне интересное положение, бросилась тоже к пруду, перескакивая через слеги невысокой загороди.

      – Что вы делаете, графиня! – воскликнул я в ужасе. – Как же вы неосторожны!

      – Ничего, – отвечала она, весело улыбаясь, – я привыкла.

      – Соня, вели Нестерке принести мешок из амбара, и пойдемте домой.

      Графиня тотчас же отцепила с пояса огромный ключ и передала его мальчику, который бросился бегом исполнять поручение.

      – Вот, – сказал граф, – вы видите полное применение нашей методы: держать ключи при себе, а исполнять все хозяйственные операции при посредстве мальчишек.

      За оживленным обедом появились пойманные на наших глазах караси. Казалось, всем было одинаково легко и радостно на душе, и я в возможной краткости спешил передать графу обстоятельство с Тимом и причину моей поездки в Москву.

      Вечер этот можно бы было по справедливости назвать исполненным надежд. Стоило посмотреть, с какою гордостью и светлою надеждой глаза добрейшей тетушки Татьяны Александровны озирали дорогих племянников и, обращаясь ко мне, явно говорили: «Вы видите, у mon cher Lèon[165], конечно, не может быть иначе».

      Что касается до молодой графини, то, конечно, жизнь прыгающей в ее положении[166] через слеги, не может не быть озарена самыми радостными надеждами. Сам граф, проведший всю жизнь в усиленных поисках новизны, в этот период, видимо, вступал в неведомый дотоле мир, в могучую будущность которого верил со всем увлечением молодого художника. Сам я в этот вечер, увлекаемый общим тоном беззаветного счастья, не чувствовал нагнетающего меня Сизифова камня[167]. ‹…›

      На другой день мы собрались с женою в Никольское к Толстым[168], причем остававшийся дома Иван Петрович[169], ввиду 60-ти верст, пройденных нашими лошадьми, любезно предложил свой тарантас тройкою. Пообедав пораньше, мы весело пустились в сравнительно недальний путь, начиная с довольно глубокого переезда вброд р. Зуши. Хотя мы оба с Борисовым много раз бывали в Никольском у дорогого графа Николая Николаевича, но это постоянно бывало верхом, и поэтому, подъехав к глубокому лесному оврагу, пересекаемому весьма мало наезженной дорогой, я нимало не усомнился в том, что такая старая, сильная и благонадежная лошадь, как давно знакомая мне новосельская Звездочка, отлично спустит нас в тарантасе

165

Дорогого Льва (франц.).

166

Двадцать восьмого июня 1863 г. у Толстых родился сын Сергей.

167

Далее Фет пишет о хлопотах при покупке Тима.

168

Речь идет о поездке к Толстым, которые переехали на лето в Никольское. 16 июля 1865 г. С. А. Толстая писала: «У нас Феты, они хорошие, он немного напыщенный, а она слишком проста, но очень добра» (Дневники Софьи Андреевны Толстой. 1860–1891. С. 92).

169

И. П. Борисов.