Это Америка. Владимир Голяховский

пригублю, чтобы доставить вам удовольствие. У нас в Израиле почти никто не пьет.

      Михаил разлил водку по стаканам, повернулся к жене:

      – Маруся, слышь: в Израиле, оказывается, водку не пьют.

      Маруся суетилась, разбирая вещи, и только откликнулась:

      – Вот в это я не поверю. Раз из России народ понаехал, не может быть, чтоб водку не пили.

      – То есть евреи из России пьют, конечно, – подтвердил Яша.

      Михаил обрадовался:

      – Ах, значит все-таки пьют! Компания будет. Ну, выпьем за здоровье, за нашу долгую и благополучную жизнь в Израиле!

      Все чокнулись, он опрокинул в рот целый стакан, крякнул, закусил рыбой. Маруся держала стакан и мечтательно говорила:

      – Ох, дай бог, чтобы наша жизнь здесь устроилась. Долго собирались, все не решались. Это вот она, доченька наша, Розочка, это она нас все уговаривала: поехали да поехали… А у нас там дом, огород, свой овощ, квасу заготовляли, огурчики солили, капустку квасили, грибочки мариновали…

      Роза засмеялась и задиристо сказала:

      – А что, другие уезжали, а мы хуже всех, что ли? Мне бы вот хибру вашу выучить, чтобы с настоящими израильскими ребятами познакомиться, которые с автоматами.

      Михаил насмешливо проворчал:

      – Да будет вам, завелись. И огород себе здесь насадим, и разговоры разговаривать будем. Вы пейте, пейте. Маруся, где мой баян? Душа музыки просит.

      Яша подвинулся к Розе, умиленно посмотрел на нее:

      – Послушайте, вы правильно их уговаривали. И иврит вы выучите. Так и быть, выпью за то, чтобы вы здесь почувствовали себя настоящими евреями. – Он глотнул из стакана, и его передернуло.

      – Да ты рыбку-то попробуй! А насчет еврейства, так я и в Саранске себя евреем чувствовал. Давай я лучше тебе на баяне сыграю, старый баян-то, с шестьдесят седьмого года служит, а настроен хорошо.

      Михаил лихо перебрал клавиши и заиграл «Катюшу». Роза стала приплясывать и подпевать, Маруся тоже вступила, а в разгар их веселья даже Яша стал размахивать руками, хоть и совсем не в такт. А Михаил, играя, смеялся и приговаривал:

      – Эх, хорошо-то как! Я так хорошо себя чувствую чуть ли не впервые за шестьдесят лет. Новую жизнь начинаем – надо еще выпить.

      Маруся уже с некоторой настороженностью посмотрела на него, шепнула Розе:

      – Что-то опять шибко развеселился наш папочка. Боюсь, не к добру.

      – Да ладно тебе, мам, опять ты каркаешь – не к добру, не к добру…

      – Не каркаю я, а примета такая есть – лишнее веселье не к добру, – поджала губы Маруся.

      А Яша сжимал ладони и радостно говорил:

      – Это ваше счастье, что вы в Израиль приехали. Вот вы сказали, что в Саранске чувствовали себя евреем, а сами никаких еврейских обычаев не знаете.

      – Еврейских не знаю, зато русские обычаи хорошо усвоил: чуть не каждый день меня за спиной жидом обзывали, а потом и вообще с работы выгнали. Тут ясно евреем себя почувствуешь. Вот Маруся у меня русская, а ее тоже жидовкой обзывали, потому что за евреем замужем.

      – А вы русская? – Яша удивленно спросил Марусю.

      Она засмеялась:

      – Чисто-начисто,