Берег мой ласковый. Павел Кренев

Сможет ли одолеть ее рота, в которой одни необстрелянные мальцы? Чем воюет эта силушка? С каким оружием пойдет?

      Чутье старого солдата подсказывало Батагову, что стоящий перед ротой враг хитер, силен, и тяжело будет совладать с ним. Что он, будто крупный, лютый пес с оскаленной кровавой пастью лежит в кустах и ждет команду, чтобы броситься на наступавших и растерзать их всех.

      И вопрос этой атаки – просто вопрос времени. Скорее всего, не большого.

      Еще одна тягомотная забота тревожила душу Силантия.

      Из всех разговоров, состоявшихся у него с солдатами и офицерами, понял Батагов, что у его роты, считай, нет совсем связи ни с батальоном, ни с полком. А есть она только через посыльных да вестовых солдатиков. Где сейчас находится сосед справа – их батальон? Отстал он или ушел вперед? Какие от него следуют команды? Не надо быть большим командиром, чтобы понимать: когда идешь в бой, ты должен знать, как собираются воевать соседи слева, справа, спереди и сзади. А если нет связи? Это означает, что рота должна отбиваться от врага одна.

      А как им с Борисовым воевать в такой непонятной обстановке, как не наделать ошибок?

      В подход каких-то там резервов Батагов не верил еще с Гражданской. Он вообще никогда не верил в чужую помощь, особенно, когда это опасно для жизни того, кто помогает.

      Его также сильно тревожила позиция, на которой был выставлен его пулеметный расчет.

      Они с Борисовым стоят на проселочной дороге, ведущей в тыл их роты со стороны, занятой противником. Конечно, и финнам, и немцам, противостоящим им, все это прекрасно известно. Здесь может пойти вражеская разведка или диверсанты, да мало ли еще какие силы. Главное то, что по этой дороге очень возможно пойдет враг.

      А защищает эту дорогу только он, Батагов, и его второй номер Коля Борисов. А оружия у них только вот этот пулеметик, да одна винтовочка, да пара гранат.

      Не густо для серьезного боя.

      …И наваливались и наваливались на сердце Силантия тягостные думы, словно наплывали с севера холодные, темные тучи и закрывали небо непроницаемой пеленой. И будто бы своей тяжестью отодвигали от него образ поморской деревни, реки, милой женушки, дочечек и уносили этот образ в дальние-дальние дали, за черные туманы, куда ему, Силантию, будет невозможно когда-нибудь дойти.

      – Ладно, Колька, – сказал, отринув тяжелые думы Батагов. – Заканчиваем посиделки и на боковую. Завтра бой нам предстоит.

      Они выпили по последней рюмочке, доели тушенку из банки, и Силантий приказал:

      – Разобьем дежурство на две части. Ты, Коля, берешь первую половину ночи, а я после четырех утра – вторую.

      И Батагов завалился спать под густую ель на свежую, постеленную толстым слоем хвою. Он положил под голову сложенный вчетверо пустой рюкзак, укрылся солдатской своей шинелью, нахлобучил на глаза и на уши пилотку и почти сразу захрапел. Он крепко устал за сегодняшний день, рядовой пехотинец пулеметчик Батагов…

      А после четырех часов утра он сидел рядом со своим пулеметом и слушал, как токуют косачи. Он