Берег мой ласковый. Павел Кренев

ласково, по-отечески.

      – А вот…

      И второй пулеметный номер стал доставать добытое в неравной схватке со старшиной роты богатство.

      Он извлек из бездонного «сидора» две банки тушенки, буханку хлеба, пачку махорки, две головки сахару и поставил все это богатство на край бруствера. Батагов, про себя, конечно, одобрил расторопность помощника, но, как и подобает опытному бойцу, кисло хмыкнул:

      – И что, это все?

      – Это, командир, не все, – сказал Батагов, закатив загадочно глаза. Опять он полез в свой вещмешок и вытащил из глубины его пулеметную коробку, до отказа набитую лентой с патронами. И две тяжелые противотанковые гранаты.

      – Вот это дело, – одобрительно закивал Батагов, – а то и патронов у нас мало, и гранаток этих не хватало. Молодец, Колька, не зря в роту смотался.

      – А теперь, командир, следующим номером нашего цирка показываем фокус-мокус. Видал ты такие ли, не знаю, но вот гляди.

      И Николай Борисов еще раз, уже последний, засунул граблистую свою пролетарскую ладонь в жерло бездонного «сидора», весело вытаращил глаза, крикнул «алле – оп!», как кричат во всех цирках фокусники и клоуны, и вытащил на свет Божий солдатскую флягу. Держа ее на вытянутой руке, он потряс ее в воздухе. Во фляге что-то явно булькало. В ней содержалась какая-то влага. При этом, исходя из игривого настроения Кольки Борисова, это была скорее всего не вода, а что-то более существенное.

      – Неужели водочка? – спросил командир пулеметного расчета Батагов.

      – Она самая и есть! – радостно ответил ему второй номер этого же расчета Борисов, бывший петрозаводский рабочий.

      – Ну, тогда накрывай на стол, Колька. Это дело надо отметить!

      Потом они, два бойца Красной армии, сидели на окопном бруствере и смаковали принесенную водочку. Рюмок у них не было: боевой устав не предусматривает такой посуды для рядовых бойцов. Но бывалый служивый человек Батагов вырезал из березовой коры две полоски, ловко конусообразно их загнул, хитро скрепил концы – и вот вам очередной фокус – две полноценные рюмочки, вполне пригодные для полевого застолья.

      Рюмочки эти сразу же пошли в дело. Вот пошла первая, а за ней и вторая…

      Над их головами в ветвях деревьев звонко и знобко посвистывал прохладный ветерок карельского мая, забивал ноздри мягким ароматом вылупившейся на березах и рябинах клейкой зелени. В лесу, в сырых низинах, в затемненных густым ельником местах лежало еще много снега, поэтому со всех сторон на их поляну дышала лесная прохлада. И медленно-медленно на землю откуда-то из самой дальней небесной выси опускался прозрачный вечер конца северной весны. Пронзительно-тонко тенькали и посвистывали лесные вечерние птахи, перебивали своими песнями журчание струящихся повсюду весенних ручейков.

      Подуставшие от долгой казарменной жизни Батагов и Борисов то и дело отрывались от разговора, от своих чарочек, от тушенки, вертели по сторонам головами и с выпученными глазами разглядывали обрушившуюся на них весну. Весна была прекрасна и