Женщина, которая…. Анна Русских

как попало; брызжет слюной, размахивает руками, даром что в очках. Вот при виде этих очков ей вдруг стало тоскливо так, тревожно.

      – Шеф, тут рядом, прямо, три остановки!

      – Сто рублей!

      – Обижаешь, шеф, полтинник. Ой, баба! Мужики, посмотрите, баба за рулем! Бля, что творится на белом свете!

      – Страшная?

      – Красотка!

      – Где баба, где баба? Дайте потрогать.

      Совсем оглушили. Самый пьяный, поцарапанный, в очках, открыл заднюю дверь и свалился на сиденье. Угораздило же ее остановиться возле этой группы омерзительных алкашей! Напились в честь Женского дня, а жены наверняка дома, ждут их с натруженными за день руками, с начищенными полами и посудой и с полным холодильником наготовленной снеди. А вдруг да и не ждут, наоборот, мечтают выспаться всласть в надежде, что свалится их благоверный в канаву или на худой конец переночует в ментовском обезьяннике.

      Остальные так же бесцеремонно втиснулись в салон и расселись по-хозяйски, словно в личное такси. Нос к носу рядом с ней оказалась помятая рожа с вывернутыми, в красных прожилках, веками – ни дать ни взять гоголевкий Вий! Скорее отвезти их, пусть даже за полтинник, лишь бы избавиться. Одна радость: она-то, свободная женщина с занятым сердцем, выгрузит их через пару минут и умчится дальше, не обремененная этой обузой.

      – Котенок, ты чего такая злая? Посмотрите на нее, надулась. Какие мы гордые, неприступные. Не сердись, котенок, мы безобидные.

      – Дай-ка на нее взглянуть. Думаете, лучше других? Клянусь, такая же сучка, как остальные!

      Тот самый, с опухшим носом, в очках, схватил ее сзади за плечи, дыхнул в щеку горьким запахом винного перегара.

      – Не трогать! Руки! – взвизгнула Лена.

      – Димон, ё… убери руки, еще вмажемся в столб, баба – она же за рулем как обезьяна с гранатой. Прости, котенок, это к тебе не относится.

      Димон… Неужели… А вдруг?! Лена напряженно вглядывалась в панорамное зеркало, пытаясь разглядеть пассажиров на заднем сиденье, но видела лишь одутловатые, осовевшие лица мужчин. Тот, что в очках, поцарапанный Димон, был также незнаком ей. И чего она так разволновалась? Обрюзгшие щеки, мокрые губы, широкая, исцарапанная переносица, спутанные космы стальными прядями кое-как прикрывают лысеющее темя. А главное – выражение! Казалось, он плохо соображал, где он, с кем и что с ним происходит.

      – Да выкиньте вы ее из машины, хули мы так тащимся!

      – Димон, сука, сказали тебе, сиди, не дергайся. Не обращай на него внимания, котенок, он не всегда таким бывает.

      – Видите, телка ни фига не умеет рулить. Бля, щас сам поведу. Не верите? Клянусь! – не унимался поцарапанный очкастый Димон.

      Задние руки снова потянулись вперед, теперь уже к рулю. Лена шлепнула по ним ладонью изо всей силы, но поздно – руль дернулся, машина со скрежетом ударилась о поребрик, подскочила и, снова ударившись, теперь уже об асфальт, встала на место. Внутри у Лены что-то ухнуло и оборвалось. Поюлив на скользком покрытии, машина выровнялась и послушно продолжала путь. «Шади, прости меня, милая!»

      – Фролов,