Гавань. Юлия Бекенская

И верит! Всем этим сонникам, пророчествам, чертям в ступе… и убеждает меня! Что и мне должно верить!

      Трубицын прыснул в кулак. Но тут же принял серьезный вид.

      – Да, братец. Дела. Разум бунтует. Нет, что ты, я не смеюсь, – он замахал руками. – А знаешь, брат Цапель… может, Елена из тех самых женщин, коим хочется волшебства. Чтобы дым, мистицизм и прочее столоверчение. Гадалки! – он хихикнул, покачал головой. – Ты вот что. Выпьем! За разум, за здравый, понимаешь ли, смысл, и, гори оно все – за торжество просвещения! За наш двадцатый, за светлый век!..

      Против такого тоста Данила не мог устоять. Глаза увлажнились. Эх, Жорж, валенок пустоголовый, как сказал!

      – За просвещение! – Данила попытался встать, но мягкое кресло его не пустило, – до дна!..

      Выпил – и окинул ресторацию новым взглядом. Зеленый змий интимно мурлыкал в ухо: посмотри, как чудесен мир!

      Звенела музыка. Дамы, прекрасные все до одной, смотрели загадочно и призывно, лакеи сновали меж столов, жизнь вертелась, плясала, заманивала пестрыми цыганскими юбками.

      Затухающий здравый смысл напомнил, что самое время выспросить друга о том, как он достиг таких высот в жизни, что эти лакеи… и вилки… и дамы… все ежечасно к его услугам.

      Но сделать это надо тонко… изящно. Начать про дружбу и альма-матер, отметить, что старый друг лучше новых двух. Польстить, что Трубицын, как никто другой, понял его терзания… закрепить в пустой башке Жоржика мысль, что Данила умен… очень умен. И надежен! И лучшего компаньона, чем бы ни занимался Жорж, ему не сыскать. Выказать проницательность: он-то, Данила, сразу понял, что за этим Жорж и приехал. И только его… многословие? Нет, невежливо. Болтовня? Еще хуже… только его жизнерадостность и тем-пе-ра-мент, да-да, темперамент… и еще радость от встречи с другом… и дух школярского братства… не позволили перейти сразу к делу. А теперь – можно и нужно.

      Можно. И нужно.

      Эта проникновенная фраза за секунду пронеслась в голове, словно готовый, на бумаге написанный спич, и Данила почувствовал, что время пришло.

      Прямо сейчас он скажет. Жорж будет обрадован и растроган.

      Можно. И нужно.

      – Есть тост! – сказал он.

      – Жарь! – одобрил Трубицын.

      – Можно! И нужно! – начал Данила, и тут предательский змий шепнул в ухо, да так, что листок с пламенной речью, на мгновенье мелькнув, сгинул, оставив вместо себя одну фразу:

      – Можно и нужно выпить за милых дам! Стоя! До дна!

      Последняя фраза прозвучала уж слишком громко.

      Но поздно.

      Данила стоял, стоял и Трубицын, и все кавалеры в зале уже поднимались с мест.

      – За прекрасных дам! – гремело повсюду.

      Дамы зарделись, а мужчины улыбались друг другу, как будто совершили что-то великое.

      – А ты брат, не промах, – подмигнул Жорж. – Я и не знал, что ты у нас дамский угодник!

      Вместо ответа он улыбнулся другу, и вечер нахлынул, закружил в объятиях, повел лабиринтами будущих злоключений.

***

      Заказали