Ракалия. Филипп Андреевич Хорват

все те уголки и местечки, в которых бывал раньше, разговаривал со знакомыми и незнакомыми, узнавал всякое важное и неважное. Дарксет снова шёл.

      35. И однажды остановился, в тот самый момент, когда хранившееся внутри ощущение непонятного полыхнуло прозрением. Так Дарксет нашёл себя в дне Полной Гармонии. Навстречу выступили Гумбольдт и тёмный человек, и он всё понял.

      Что ещё можно сказать о Дарксете, то ли герое, то ли страннике, то ли легенде, то ли обыкновенном фантазёре, придумавшим всё о себе в ту секунду, когда тускло подмигнул ему осколок старого зеркала в сарае?

      Во сне и наяву

      Вырвавшаяся наружу кукушка вдохнула полной грудью пьянящий утренний воздух и с лёгкостью зашелестела через листву вверх, к проглядывавшим пятнам голубого, манящего, никогда ей раньше не встречавшегося.

      Продравшись через мохнатые, влажные, шумящие сквозняками лапища деревьев, она со всего маху вляпалась в бездонный синий океан, который только кое-где был припорошён белоснежными шапочками, оранжево подкрашенными восходящим вдалеке солнцем.

      В хлынувшем со всех сторон приволье было что-то настолько безумное, беспощадно радостное, что в голове щёлкнуло, и кукушка на пару секунд забыла, что нужно лететь. Быстро, однако, спохватившись, она вновь подтянулась повыше, и, нырнув через облако, огляделась.

      Внизу, во всю ширь её зоркого охвата, и дальше, за горизонтом, лежал лес. Отсюда он казался бесконечным, это было громадное, едва колыхавшееся густо-зелёное поле – могучее полотнище, с разъедавшими рощи проплешинами полянок и пасек.

      Кукушка плыла и плыла по воздуху, высматривая, устремляясь вперёд взглядом, но лес не заканчивался, хоть уже и солнце полностью выскользнуло, и густые облака, сбившись в стайку, замерли в одной точке под небом.

      Внезапно внутри заколыхалась лёгкая усталость, и кукушка спикировала вниз, выбрав скривившуюся наискось ветку угрюмого дерева. Мягко присела и тут же защипала себя со всех сторон, приводя в порядок всклокоченные перья.

      – В пути или сбилась?

      От неожиданности она дёрнулась, завибрировала приподнятой когтистой лапкой, но всё же удержалась и не опрокинулась.

      Этим вопросом вскаркнул старый, дряхлый грузным туловом ворон, проявившийся из сумерек на соседней ветке.

      Кукушке он не понравился, чудилось в его вертлявых, слезящихся глазах что-то неприятное, туманно-ненадёжное.

      Она наблюдала, а ворон ржаво стрекотнул:

      – Так как?

      Ответить что-то надо, невежливо ж молчать. Да и к тому же, может, расскажет он что полезное?

      Кукушка щебетнула:

      – В пути, но пути ещё не знаю. Я только освободилась. И кроме леса вокруг ничего не вижу. Теперь уж я думаю, а что-то ещё тут есть?

      Показалось, что в вороньем клюве скользнула торжественно-мрачная, злорадная улыбка, но разве ж птицы умеют улыбаться? Нет, всё же показалось.

      – Есть, всё есть. Есть такое даже, о чём лучше не чирикать. Так ты, стало быть, из тех?

      И что на это отвечать?