Ракалия. Филипп Андреевич Хорват

боязнь новой жизни опять победила, а рукопись – это просто отговорка, символ нежелания изменяться. А всё же хотелось найти в сказках Арбо что-то ценное, нечто такое, что компенсировало бы произошедший между мной и Ольгой Михайловной разрыв.

      Выйдя из дома и спустившись с веранды под вновь посыпавшийся дождь, я взялся рукой за влажную лестницу. В ближайшие десять минут решится и этот вопрос, ведь стоит только глянуть, прочитать пару абзацев, и я пойму, всё пойму. А дальше – будь что будет.

      И вот уже я там, в мансарде, перед сундуком с драматически откинутой крышкой, высматриваю огнём свечи формуляр, под которым либо моя надежда, либо крах.

      Застыв тут, я пытаюсь понять – а с чего вдруг всего за неделю чужой рукописный труд внезапно вырос передо мной огромной горой? Да, я увлёкся странным извивом судьбы Марка, с долей мистической подоплёки и банальной трагедией, правда. Возможно, в сундуке, в ворохе бумаг, в этом пляшущем и подмигивающем тайнами почерке я найду что-то, что приоткроет загадку его души и поможет понять, что же привело писаря к печальному финалу, о котором и говорить грустно?

      Узнать можно было только одним способом. Сунув руку в сундучий полумрак, я достал расползающиеся листы и начал читать.

      II

      Тридцать пять лет, которые закончились ничем

      Что мы знаем о Дарксете, урождённом напополам в горе и в счастье у Мате и Румы? Всего только тридцать пять историй, по каждой на каждый год его жизни, внезапно прервавшейся на закате дня Полной Гармонии.

      Вот они:

      1. В один из часов первой недели после рождения в окошко, под которым висела его люлька, прилетел ворон. Он долго рассматривал спящего младенца, затем удивлённо каркнул «Карррррма мррррака» и тут же вздёрнулся в небо.

      2. Дарксет быстро развивался, показывал себя смышлёным ребёнком, но была у него рано проявившаяся особенность – он ненавидел крыс. Настолько, что одну попавшуюся он как-то задушил хрупкими, невинными своими ручками.

      3. Играя однажды с ребятами, Дарксет приостановился, сильно задумавшись. И не вернулся к жизни даже после того, как кто-то ловкий запустил мячом в его голову. Так и стоял минут десять-пятнадцать, а потом подпрыгнул метра на три, завис в воздухе секунды на четыре и произнёс пять странных слов. Никто не запомнил, что это были за слова.

      4. Читать Дарксет научился рано, к искусству этому приохотил его дедушка Эрль. Длинными летними днями сидели они во дворике книжного склада, перекатывая страницу за страницей, изредка переговариваясь и поглядывая в зеленеющее надеждами небо.

      5. Родители Дарксета выставили его из дома студёным лютым днём, когда на морозе застывают вьющиеся по воздуху одинокие снежинки. Он, впрочем, не обиделся на Мате и Руму, а пошёл себе, пошёл, пошёл, пошёл…

      6. Придя в один из кабаков нахохлившейся на речном берегу деревеньки. Тут и жил какое-то время, вертясь на подхвате у сумрачного хозяина, огребая оплеухи от забредавших в забегаловку громил. Поговаривали, что один из таких гостей