Две недели в другом городе. Вечер в Византии. Ирвин Шоу

служит страстным признанием в любви к несчастной гибнущей женщине, на которой он женился.

      Джек забыл всю пустую болтовню, которую ему пришлось слушать ранее; разглядывая морщинистое фермерское лицо с живыми добрыми глазами, он сочувственно улыбнулся Холту.

      На лице Холта появилось новое, как бы отраженное выражение; он словно уловил перемену, происшедшую в душе Джека, и неожиданно слегка похлопал Эндрюса по тыльной стороне руки, благодаря его за понимание. Его ладонь была твердой и мозолистой. «Я его недооценил, – подумал Джек, – за банальностью фраз и простоватой внешностью управляющего ранчо скрывается умный и чуткий человек. Чтобы добраться до Персидского залива, надо иметь голову на плечах».

      – Мы все благодарны вам, мистер Эндрюс, – торжественным тоном произнес Холт, – за то, что вы согласились приехать сюда и помочь нам выбраться из того затруднительного положения, в которое поставил нас мистер Стайлз.

      – Приглашение в Рим оказалось для меня приятным сюрпризом, – признался Джек.

      – Мистер Делани поведал мне историю вашей жизни, – продолжал Холт, – и я рад, что имею сегодня возможность поделиться с вами некоторыми своими мыслями. Я знаю, что вы работаете в государственном аппарате.

      – В НАТО, – уточнил Джек.

      – Ну, это то же самое. – Холт отказывался различать организации, которые содержатся общественной казной.

      Он улыбнулся, сверкнув вставными зубами.

      – Надеюсь, что ваше чувство долга не заставит вас сообщить властям все, что я говорил сегодня о налогах.

      – Ваше отношение к налогам, мистер Холт, я унесу с собой в могилу, – торжественно заявил Джек.

      Холт непринужденно рассмеялся.

      – Было бы хорошо, если бы все чиновники в правительстве обладали вашим чувством юмора, Джек. – Он бросил на Эндрюса неуверенный взгляд. – Вы позволите называть вас Джеком? Знаете, у нас в Оклахоме, среди нефтедобытчиков…

      – Разумеется.

      – Меня все называют Сэмом, – почти застенчиво сказал Холт, он словно просил об одолжении.

      – Да, Сэм.

      – Ессо, – произнес Тассети, с сердитым видом посмотрев на танцующих; он вытянул губы, точно собирался плюнуть. – La plus grande puttain de Roma. La principessa.

      Джек тоже взглянул на площадку для танцев. Двадцатилетняя светловолосая девушка с конским хвостом, прыгавшим по ее обнаженным плечам, танцевала с невысоким толстяком лет тридцати. На ней было белое платье.

      – Что он сказал? – спросил Холт. – Что сказал итальянец?

      – Это самая известная в Риме проститутка, – перевел Джек. – Принцесса.

      – Да? – сухо произнес Холт.

      Выждав из вежливости мгновение, он повернулся и поглядел на девушку.

      – Она очень мила, – сказал он. – Прелестная девушка.

      – Elle fasse tutti, – добавил Тассети. – Ell couche avec son fratello.

      – Что он говорит? – снова спросил Холт.

      Джек заколебался. Сейчас ты в Риме, Сэм, подумал он, терпи и привыкай.

      – Она