Только не я. Юлия Рябинина

меня, и если прижмет, я буду идти по головам, не замечая, что давлю гриндерами человеческую плоть.

      – Волков, твою мать! – удар по столу вывел меня из оцепенения.

      Я вздрогнул, и злая усмешка появилась на губах.

      – Вы мать-то мою не трогайте, Лев Владимирович. Она, пусть земля ей будет пухом, ни за что не допустила бы, чтобы я прозябал в этой клоаке, – ответил Леве, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

      – За словечками следи, – тут же парировал он. – Я бы тебе сказал, где клоака, хотя что тебе говорить…

      Он замолкает, а я поднимаю все-таки на него глаза и надеюсь, он видит в них то, что я сейчас чувствую, а именно – ненависть к нему и к миру в целом.

      – И не смотри на меня, будто я в чем-то перед тобой виноват, не поможет. Все равно таким, как ты, на свободе не место. Уверен, что, выйдя отсюда, вы с Василисой через месяц влетите на срок, и надеюсь, он будет достаточно большой. Но ладно, – махнул он рукой, как будто от мухи отмахнулся.

      Ублюдок. Ненавижу его.

      – Что мы все о тебе, да о тебе, – он встал из-за стола, а у меня челюсть сжалась так, что зубы скрипнули. – Ты мне лучше расскажи, дружок, что это вы тут устроили?

      Он подходит к окну, выглядывает на улицу и задергивает штору.

      – Только, сука, хотел хоть день отдохнуть в тишине и спокойствии, но нет, вам скучно, видите ли, стало, поразвлечься решили.

      Несколько широких шагов, и мужик стоит передо мной, лицом к лицу, глаза в глаза, дышит на меня перегаром, мудак. Я весь сжался, напряг мышцы в ожидании удара, но он не трогал.

      – Не слышу ответа, Тими, – выплевывает он мне в лицо.

      На его щеках заходили желваки, напряглись так, что еще немного, и порвутся.

      – Никто не веселился, Лев Владимирович, – цежу сквозь зубы.

      Резкий удар в живот, и я сгибаюсь пополам от боли. Мразь. Этот упырь точно знал, куда бить. В правый бок, туда, где и так живого места не осталось, все перекроено по несколько раз.

      – Я задаю вопросы, а ты мне на них коротко и четко отвечаешь, понял меня? – он хватает меня за челку и тянет голову вверх, заставляя смотреть в глаза. – Больно, что ли, Тимофей?

      В голосе иронии столько, что хочется вгрызться ему в горло и разодрать его.

      – Да ты врешь, – уголки его губ приподнимаются в улыбке, но в глазах лед. – А как ты думаешь, ублюдок, этой девчонке не больно? А ты знаешь, мразь, что у нее разрывы внутренних органов есть? Знаешь?

      Он дергает за волосы, а я сцепляю зубы, чтобы не заорать.

      «Дебил, нахера я лез туда? Ну, ничего, – думаю про себя, – будет, Волков, это тебе уроком».

      – Нет, – опять сквозь зубы отвечаю ему.

      – Кто это сделал? – шипит он.

      Этот мудак меня что, хочет стукачом сделать? Он точно конченный придурок.

      – Я не видел, девчонку нашел, когда покурить вышел.

      – Ты это серьезно? – он удивленно поднимает бровь. – По твоим глазам вижу, что не врешь, – улыбается он во весь рот, и снова удар левой в правый бок заставляет согнуться пополам и закашляться. – Но знаешь, что, Волков?